Ужинать нам пришлось на первом этаже, в большом общем зале харчевни, где, помимо нас, собралось ещё десятка два постояльцев и крутились две девицы, чей род занятий не вызывало сомнений. Одна уже сидела на коленях у какого-то шевалье, ухватившего её за мясистый зад крепкими пальцами, вторая расположилась за столиком, где балагурил здоровяк, чей мясистый нос был усеян красными прожилками, свидетельствующими о любви его обладателя к возлияниям. Он вёл себя достаточно шумно, сам же первым начинал хохотать над своими достаточно плоскими шутками, не забывая щипать сидевшую рядом девицу за разные части тела, отчего та периодически повизгивала и со смехом била его по руке. Если бы не короткая стрижка, то это был бы вылитый Портос в исполнении Валентина Смирнитского. Правда, киношный Портос при все своих весьма дурных манерах не позволял себе сморкаться за столом и вытирать пальцы о собственные шоссы, невзирая на присутствие рядом дамы.
На ужин в качестве основного блюда, предназначавшегося для заполнения желудка приятной тяжестью, нам подали гороховую кашу с салом. Причём сначала подали холодной и отвердевшей, но по моей просьбе её разогрели. А к каше — деревянные ложки, которые я заставил девицу, подававшую еду, тщательно отмыть от жира и протереть. Пышка фыркнула, однако мою просьбу исполнила.
Принесли варёные яйца, разваренного карпа, с которого мягчайшая чешуя снималась одним движением, круг кровяной колбасы, полкаравая свежего, ещё хранящего тепло печи хлеба из смеси ржаной и пшеничной муки. Подали жареных дроздов, оказывается, в Средние века они не считались деликатесом.
Многие блюда имели несколько странный привкус. Когда я поделился своими мыслями с Роландом, тот объяснил, что привкус, вероятно, из-за обилия приправ, в число которых входят гвоздика, имбирь, корица, анис, мускатный орех и ещё бог знает что. Сыр из овечьего молока был мягок и приятно ложился на язык. Запивать еду предлагалось пивом, на мой вкус, оно оказалось вполне ничего. Я даже ещё пару кружечек попросил.
Наконец Роланд широко зевнул и заявил, что отправляется спать, так как уже валится с ног. Я же решил ещё немного посидеть. Когда обслуживавшая нас девица забирала пустые кружки, я прихватил её за руку.
— Как тебя звать?
— Лаура, господин.
— Посидишь со мной пару минут, Лаура?
— Вообще-то нельзя, хозяин заругает. А если вы хотите меня, то ночью приходите на сеновал.
— Ага, а придёт она с дядей-кузнецом, — пробормотал я, вспомнив известный фильм.
— Чего? Не расслышала я.
— Я говорю, девушка ты красивая, Лаура, всё при тебе, и я бы с удовольствием пришёл на сеновал, но… Неделю назад я дал обет, что пока мы не освободим от сельджуков Эдессу — никакой плотской любви. Так что придётся с этим обождать… Да ты присядь, я тебя надолго не задержу, ответишь только на один вопрос.
Протянул ей денье, который она с готовностью схватила и села на дубовую скамью, где недавно сидел Роланд.
— Скажи-ка, милая, а у вас в Бурже, я слышал, время от времени девушки пропадают. Это правда?
Та испуганно обернулась, не смотрит ли кто в её сторону, после чего слегка наклонилась ко мне и негромко произнесла:
— Вот уже несколько лет как пропадают. Говорят, это дело рук оборотня. Днём он выглядит как обычный человек, а в полнолуние обращается в зверя.
— Оборотень, значит, — хмыкнул я. — И кто-нибудь его видел?
— Нет, но вроде слышали, как он воет за городом.
Конечно, в сказки про оборотня я не верил, кто-то пустил слух, а остальные подхватили. Народ в средневековье тёмный, и в ведьм верят, и в оборотней, и в ещё бог знает в кого. А за вой оборотня приняли волчий вой, благо что, как я догадывался, этих тварей в диких лесах Аквитании хоть отбавляй. А полнолуние у нас, кстати, вчера было, сегодня луна уже малость ущербная.
— Выходит, только в полнолуние оборотень выходит на охоту? И только за городом?
— Ну, не совсем, — смутилась девушка. — И в такие ночи, случается, девушки пропадали, и всегда молоденькие, девы юные.
— А в каких местах города чаще всего пропадают? Или это происходит за городом?
— Было вроде бы и за городом, но в городе больше.
— Ага… Угу… Ясно, — задумчиво пробормотал я.
Отпустив Лауру, я вставать из-за стола всё ещё не торопился. Нужно было переварить полученную информацию. Как крестоносца меня прежде всего должен был волновать рыцарский обет, тот самый, заморский, а как бывшего опера и просто как человека меня волнует судьба местных девушек, так что я по идее должен приложить все усилия к раскрытию этого преступления. А если я за это возьмусь, то времени у меня… По идее я могу задержаться в Бурже хоть на пару недель, а если Роланд начнёт выпендриваться, скажу, чтобы ехал в Париж без меня, а я потом нагоню. Дела, мол, неотложные, о которых мне шепнул святой Януарий. Ну а что, я более чем уверен, что Роланд поверит и без лишних вопрос отправится восвояси. А скорее всё же согласится задержаться в Бурже со мной, такое чувство, что слишком уж Роланд ко мне привязан.