Крестоносец (СИ)

Ишь ты, как глаза сверкнули. А вот нечего тут из себя хозяина положения разыгрывать, мы тоже не лыком шиты. К тому же у меня меч на поясе, а у тебя… Ну да монахам вообще-то запрещено оружие в руки брать, они языком орудуют, в смысле, бьют не мечом, а словом.

— А ты, сын мой, с характером, — усмехнулся он уголками губ — Но ты прав, я пригласил тебя совсем для другого. Причина же вот в этом.

Он шагнул к камину и взял с каминной полки хорошо знакомый мне тубус. Ещё бы не знакомый, когда я самолично вкладывал в него написанное мною же письмо, а затем отдал его монаху с наказом передать в руки Сугерию. Странно, что я тубус сразу не заметил. Хотя в сумраке комнаты на фоне пламени в камине то, что лежало на полке, находилось в своего рода сумрачной зоне. Это когда шпионы в фильмах или книгах прикрепляют какую-нибудь важную хреновину к лампочке. Вернее, рядом с лампочкой, к потолку или абажуру.

Тубус с негромким стуком лёг на стол.

— Узнаёшь?

— Узнаю, — не стал изворачиваться я.

— Хм… Не думал, сын мой, что ты сразу же признаешься, что это письмо написано тобой. Ведь тобой?

Он раскрыл тубус и вытащил свёрнутый трубочкой тонкий пергамент, за который я отдал кожевенных дел мастеру три денье. Свиток был исписан мелкими буквами, особенно мельчавшими в нижней части пергамента, писать на котором можно было лишь с одной стороны — вторая была не выделанной и шероховатой. Мне хотелось вместить как можно больше информации из того, что я помнил о крестовом походе.

— Мною, — снова не стал чиниться я, хотя в груди всё слегка заледенело.

Сугерий кивнул, словно бы с чем-то соглашаясь, снова замолчал, затем направился к одному из стенных шкафов, взял с полки глиняный кувшин с оплёткой из виноградной лозы, два небольших кубка, поставил их на стол и наполнил вином, убрав кувшин обратно на полку.

— Надеюсь, ты не давал обета воздерживаться от употребления вина, пока не освободишь Эдессу от неверных? Попробуй, это вино из наших монастырских виноградников, оно поставляется к королевскому столу.

Насколько я разбирался в вине — а в последнее время я поневоле перепробовал его достаточно — оно и впрямь было неплохим.

— Нравится?

— Неплохое, — кивнул я.

— Давай присядем.

Он жестом предложил мне сесть на один из стульев, оказавшийся достаточно удобным. Сам же опустился в кресло.

— Скажи, тебя не удивляет, что мы так быстро тебя вычислили?

Он так и сказал — вычислили, причём — мы. Словно бы в моих поисках была задействована целая следственная группа.

— Думаю, виной всему щит с ликом святого Януария, — хмыкнул я. — Не надо было мне его брать сегодня с собой. Кстати, нанести изображение мне посоветовал Пресовященный Эмерик, когда узнал, что мне во сне явился Януарий. Можете с ним связаться, отправив гонца, он подтвердит мои слова.

— Эмерик — достойный муж, и ты, думаю, не лжёшь. Расскажи, как именно святой Януарий тебе является, и как ты умудрился запомнить всё то, что он тебе поведал, в таких подробностях?

Пришлось озвучить рабочую версию, заодно сославшись на то, что слова святого после пробуждения будто бы горели перед моим внутренним взором, потому я сразу же их записал. Сугерий покивал, то ли недоверчиво, то ли просто принимая во внимание услышанное. Затем сказал:

— Что же касается твоего письма, то я не стал показывать его Людовику…

— Но почему?!

— Потому что он давно уже всё спланировал, и от слова, данного Конраду, не оступится. А он обещал ему, что двинется тем же путём, что и король Германии. И покажи я Людовику твоё письмо — он бы просто рассмеялся мне в лицо. Монарх прислушивается к моим словам, но не более того.

— Жаль, — совершенно искренне вздохнул я, но тут же пожал плечами. — Впрочем, вполне может быть, что святой Януарий ошибся в своих предсказаниях. Но они были столь подробными, и так отпечатались в моей памяти после того, как я проснулся…

Мой долг как христианина был сделать всё возможное, чтобы оградить короля от возможных ошибок.

— Ты всё правильно сделал, — успокоил меня Сугерий. — И, знаешь что, я всё же отдам это письмо Людовику. Завтра же, хоть он и не в самом благодушном настроении ввиду… Впрочем, этого тебе знать не нужно. Возможно, впоследствии, когда он увидит, что описанные в нём предсказания сбываются, постарается сделать так, чтобы избежать дальнейших ошибок. Но я не только из-за этого письма пригласил тебя к себе. Было ещё одно письмо, подписанное святым Януарием.

В следующее мгновение раздался лёгкий скрип петель, и откуда-то из-за камина, из сумрака появился не кто иной, как Теобальд, архиепископ Парижский, легат Святого Римского Престола во французском королевстве. И в руке он тоже держал деревянный тубус, только другого, более тёмного, почти чёрного цвета.

Сугерий встал, с почтением уступая место легату и пересаживаясь на стул, и тот принял это как должное. Усевшись, деловито располовинил тубус и извлёк из него сразу два письма. Одно я узнал сразу, это было то самое, что я оставил в доме убитого мною Мясника. Его-то мне Теобальд и предъявил первым делом.

— Тобою писано?