Крестоносец в джинсах

Заикаясь от страха, он повторил свой рассказ; не скрыл от них историю своего мрачного прошлого, крушение своих надежд, мечту разбогатеть; подтвердил, что они с Ансельмом дурачили Николаса видениями. Ансельму всегда удавалось главенствовать над ним, признался мнимый монах. Смерть Каролюса обрушилась на Йоханнеса подлинным горем, и в нем пробудились чувства вины и раскаяния. Дети слушали затаив дыхание. Они так верили ему, и кем же он оказался? Негодяй и мошенник, который хотел нажиться на торговле рабами. Как ни странно, они не испытывали к нему ненависти. Он всегда был с ними ласков, он приободрял этих ребят, в трудные минуты поддерживал в них веру. Да и может ли не встретить сочувствия столь глубокое, искреннее раскаяние? Все-таки он не довел до конца задуманное Ансельмом преступление, одно это говорило в его пользу. Значит, в сердце у него любовь к детям пересилила корысть, что более всего подействовало на юных крестоносцев.

Теперь, когда Йоханнес выдавил из себя признание, все ребята до конца поверили Долфу. Взгляды слушателей вновь обратились к нему.

— Ну что, теперь верите? — с облегчением спросил Долф. — Тогда слушайте внимательно. Завтра решающий для нас день. Николас все еще ничего не знает, он расставил охрану вокруг шатра, так что войти к нему нельзя. Он просто не поверит нам, так пусть завтра сам убедится во всем. Море, конечно, не отступит от берегов. И что же дальше? Дети придут в отчаяние, возможно, захотят немедленно расправиться с Николасом, и тут мы должны помешать им. В конце концов, его вины здесь нет. Может вспыхнуть бунт, но мы постараемся навести порядок. Самое главное, не дать Ансельму заманить детей на корабли — тогда всему конец! У нас есть еще два пути: надо поговорить с детьми, чтобы завтрашняя неудача Николаса не была для них полной неожиданностью. Тут уж всем вам придется поработать. И еще: будем защищать Николаса от расправы, когда его неудача станет очевидной, а лишь только появится Ансельм и предложит взойти на корабли, нужно немедленно заткнуть ему рот.

Ребята совещались до самой полуночи. Когда луна скрылась за тучами, они начали расходиться, усталые, разочарованные, ожесточившиеся. Некоторые боязливо поглядывали на шатер, в котором скрывался Николас. Стараясь не шуметь, заговорщики пробирались к своим костеркам и устраивались на ночь. Кто-то плакал. Страх подкрадывался к Долфу. Он затачивал в темноте свой нож и думал, что ему не хватает Леонардо. Удастся ли ему одному завтра сдержать возмущенную охрану? Захотят ли стражники подчиниться приказу Рудолфа ван Амстелвеена в отсутствие своего командира? Он мог лишь надеяться, не будучи уверен, что ребята полностью доверяют ему, ведь до сих пор они ощущали в нем что-то необычное, какую-то непонятную им тайну.

«Я нисколько не удивлюсь, — вдруг подумал он, — если Николас вздумает завтра обвинить меня и в неудавшемся чуде, и во всех прочих бедствиях».

Измученный сомнениями и страхом, он наконец уснул.

РАСПЛАТА

День занимался ясный, лучезарный, еще лучше вчерашнего. Солнце взошло над холмистой грядой, окаймляющей город, золотое сияние разливалось по бескрайней водной глади, расцвечивало пробуждающуюся Геную, ласкало своим теплом детей, которые сладко потягивались, стряхивая сон. Настал великий день, день волшебства на море, они вспоминали об этом и тут же вскакивали. Немногие отправились сегодня ловить рыбу. От малышей не было отбою, они носились по лагерю, приставая ко всем с одним только вопросом: «Уже пора?» — и с любопытством поглядывали на шатер, в котором не было заметно никакого движения. Чем занят Николас? Коротает время в молитвах или забылся сном?

Неизвестно… У входа в шатер выстроились пять силачей с дубинками наперевес, готовые преградить путь любому.

Ближе к полудню их предводитель покажется своему воинству, а до тех пор нужно набраться терпения.

Тем временем сотня ребят, с которыми накануне совещался Долф, приступила к своей нелегкой задаче: подготовить детей, радостно ожидающих чуда, к тому разочарованию, которое неизбежно придется пережить. Их не хотели слушать. Время от времени кому-то из охраны удавалось-таки собрать вокруг себя нескольких человек и шепотом начать рассказ. Они старались поговорить с каждым, но единственное, чего добились помощники Долфа, так это всеобщего замешательства и растерянности. История чудовищного обмана представлялась непосвященным столь невероятной, что они с плачем бежали жаловаться Рудолфу на «больших мальчиков», которые снова обижают их. Рудолф не мог сказать им ничего утешительного в ответ, он отправлял всех к Йоханнесу, сидевшему в мрачном одиночестве у входа в лазарет; встревоженные расспросы детей были нескончаемой пыткой для мнимого монаха, но и он тоже не мог успокоить детей.

— Ждите, дети. На все Господня воля.

А ведь малыши так истово верили в святое чудо, с надеждой и нетерпением предвкушали его, и вдруг по лагерю поползли слухи, большие ребята принялись уверять их, что все это сплошной обман. Не может быть!