Крестоносец. За Гроб Господень

Когда март сменил апрель, в Антиохии поняли, что франки тверды в своем намерении взять город. Все ворота были теперь блокированы и взяты под контроль, и, несмотря на вылазки и дерзкие наскоки турок, «Армия Господа» держалась крепко. В Антиохии стали распространяться страх и паника. Базары и рынки уже не были такими изобильными, как раньше. В городе проживало много людей, и, по мере того как франки сжимали свою хватку, возник недостаток продовольствия. Элеонору и ее друзей перестали приглашать на банкеты. Пища стала дефицитом. Цены поползли вверх. Последствия осады ощущались все сильнее и сильнее. Яги-Сиан прибегнул к запугиванию. Он велел выводить пленных на крепостные стены. От одного рыцаря по имени Рейнольд, взятого в плен во время набега, потребовали, чтобы он отрекся от своей веры. Он отказался и был тут же казнен на городской стене, а его труп сброшен в ров. Потом на парапет вывели и других пленников. Снова их принуждали отречься от своей веры, но они отказывались. Тогда Яги-Сиан распорядился принести хворост; пленников — мужчин и женщин — привязали к шестам и разожгли огонь. Крики несчастных были слышны во всем франкском лагере, однако подобное варварство лишь укрепляло решимость крестоносцев.

А внутри Антиохии Теодор продолжал свою опасную игру. Элеонора пришла к выводу, что он каким-то образом выходил на связь с Боэмундом, потому что на каменистых тропах и водосбросах неподалеку от башен-близнецов часто появлялись люди из отряда «Бедные братья храма Гроба Господня». Теодор много времени проводил с Фирузом, давая ему советы касательно баллист, катапульт и прочих метательных устройств, сооруженных недавно франками. Элеонора жила как в дурном сне. Она проводила свое время взаперти в башне, а всего лишь на расстоянии полета стрелы находились ее любимый брат Гуго и его товарищи, готовые уничтожить тот хрупкий мир, в который она попала.

Жизнь в башнях-близнецах заметно изменилась. Ощущалось присутствие франков у подножия горы Сильпий, а также блокада Мостовых ворот и ворот Святого Георгия. Подвоз припасов резко сократился. Базары опустели. Лоточники уже ничего не могли предложить покупателям, и по улицам города стал расползаться голод. Последствия столь жестких ограничений не замедлили сказаться. Среди армянского населения стало шириться беспокойство; даже Фируз сетовал на суровый режим Яги-Сиана, поговаривая о том, что правителю следовало вступить в переговоры с «Армией Господа» об условиях сдачи города. Хитрый и опытный Теодор запомнил это и стал ждать удобного случая. И вскоре таковой представился благодаря Асмае.

В обязанности Элеоноры входила помощь в стирке одежды. Ее замачивали в чанах, стирали, полоскали, а потом несли в близлежащую оливковую рощу и развешивали на деревьях. Как-то ранним майским утром, когда солнце уже набирало силу, Элеонора воспользовалась этой возможностью и пошла развешивать выстиранную одежду. Вдруг ее внимание привлекло какое-то яркое пятно неподалеку. Оставив корзины, Элеонора тихонько, как в детстве, когда они играли в прятки с Гуго в лесу возле усадьбы в Компьене, стала медленно приближаться к нему. Было прекрасное солнечное утро, в траве пели кузнечики, а в небе — птицы; ветерок доносил приятный аромат полевых цветов. В дальнем углу рощицы Элеонора заметила Асмаю и Бальдура. Любовники, сгорая от страсти, слились в объятиях и страстно целовались. Элеонора почувствовала себя неловко, однако уходить не стала. Она стояла и смотрела, как Бальдур уносит Асмаю в глубь рощи. Словно завороженная, не слыша звуков вокруг себя, наблюдала она за ними, когда они легли на землю и предались любовным утехам. Потом она вспомнила о выстиранной одежде и убежала прочь. Элеонора долго терзалась сомнениями и чувством вины, но потом рассказала об увиденном Теодору. Все то время, которое они были в башне, он держался на некотором расстоянии, изображая из себя мужа, мучимого вожделением, но не имеющего возможности утолить свою страсть. Теперь же он взял Элеонору за руки и нежно поцеловал ей пальцы.

— Элеонора, — прошептал он. — Мы здесь играли и играем свою роль, только и всего. Мне очень жаль Асмаю, Фируза и Бальдура, но мне также очень жаль моих товарищей, страдающих в лагере за этими стенами. Поэтому я просто обязан воспользоваться тем, что ты мне рассказала.