Я дошел до конца улицы, огляделся. Ничего подозрительного. Налетавший порывами ветер раскачивал высокие деревья над крестьянскими мызами, его порывы врывались мне под плащ и обдавали холодом. К вечеру мороз усиливался. Я прошел вымершую деревню насквозь, от западного конца до восточного. Дальше стоял большой двухэтажный каменный дом с двускатной драночной крышей, очень добротный и ухоженный, наверняка усадьба местного богатея. А за домом, метрах в ста пятидесяти впереди, виднелась невысокая ограда сельского кладбища. Я даже мог разглядеть в быстро сгущающихся сумерках каменные надгробия, поднимающиеся из снега. Подойдя ближе к невысокой ограде кладбища, я заметил несколько свежих могил, причем, судя по размерам холмиков, это были захоронения детей. На некоторых холмиках лежали пучки сухого лавра и веточки бересклета. Пробираться через сугробы к кладбищу я не стал - меня гораздо больше интересовала усадьба. Ставни на окнах дома были закрыты. Похоже, там тоже нет никого. И ответа, куда исчезли люди, у меня нет.
Впрочем, я хотел лишь выяснить справедливость слухов, и заходить в дом нет никакой необходимости. Дело сделано. Можно возвращаться в гостиницу, выпить глинтвейна с пряностями и поспать несколько часов, прежде чем ехать дальше, в Харем...
Я услышал этот звук, когда уже зашагал по дороге в обратную сторону, туда, где была привязана моя лошадь. Он заставил меня остановиться. Сначала мне показалась, что это мяукает кошка. Но потом я понял, что это плачет грудной ребенок.
Ребенок в брошенной деревне?
Мне понадобилась пара секунд, чтобы определить - ребенок плачет именно в богатом доме. Дверь дома оказалась плотно прикрытой, но незапертой. Я толкнул ее, вошел внутрь и сразу почувствовал запах, который ни с чем нельзя перепутать.
Запах крови.
В горнице было очень холодно - мне показалось, даже холоднее, чем на улице. Большой камин давно погас, и освещали комнату странные синие огни, плававшие под потолочными балками. Убранство оказалось неожиданно скромным, мебель самодельной, хоть и добротной, посуда на полках вдоль стен глиняной и деревянной. Возле сундука в правом ближнем углу лежала куча темных тряпок. В центре горницы стоял огромный стол, накрытый для ужина, а вокруг стола лежали тела - две женщины и четверо подростков и детей, три мальчика и девочка. Их лица в синеватом свете огней казались мертвенно-белыми, а кровь на их телах - черной, как смола. Глаза покойников были открыты, зубы оскалены, руки и ноги неестественно вывернуты.
- Они не дождались, - сказал женский голос.
Я порывисто обернулся. Молодая беременная женщина (судя по животу, месяце на восьмом, не меньше!), которую я принял в полумраке за груду тряпья, подняла голову и посмотрела на меня. У нее было бледное почти детское личико и роскошные волнистые волосы, падающие на плечи и закрывавшие половину лица, так что я видел только один глаз - черный, будто лишенный белка и окруженный болезненными тенями.
- Чего не дождались? - спросил я, берясь за рукоять меча и делая шаг назад.
- Как тяжело! - охнула она, поморщилась и с трудом поднялась с пола, придерживая живот обеими руками. - Зачем ты пришел?
- Я слышал, тут ребенок плакал.
Она засмеялась, прикрыв рот ладонью. Драгоценные камни в перстнях на ее пальцах вспыхивали искрами.
- Ребенок! - Она склонила голову, рассматривая меня. - Нет тут ребенка. Это я плакала.
- Кто это сделал?
- Они не успели уйти, - сказала она, убрав с лица упавшие пряди волос. - Боялись, что не смогут вернуться. И надеялись, что все это пустые слухи. Прочие жители были благоразумнее.
- Это ты их убила?
- Я всего лишь бедная крестьянка.
- Бедная? С такими-то перстнями? Ты что-то не договариваешь, милочка.
- Герой! - Она презрительно фыркнула, ее глаза таинственно сверкнули в полумраке. - Невелика заслуга справиться с бабой на сносях.
- Я не хочу тебе вреда. Но ты должна рассказать мне, что здесь происходит.
Она не ответила. Издала странный, очень громкий и неприятный мяукающий звук, потом зашипела, как змея, а миг спустя прыгнула на меня с поразительной ловкостью. Ее искаженное лицо, мертвые глаза и острейшие белоснежные клыки запечатались у меня в памяти, как стоп-кадр. Меч в моей руке остановил ее, женщина напоролась на раскаленный заклинанием клинок своим животом, взвыла страшно, на одной ноте, оглушая меня. Брюхо лопнуло, как наполненный водой надувной шарик, и меня окатил поток черной, пенистой, пахнущей медью крови. Тварь задергалась, еще пытаясь вцепиться мне в горло пальцами, но мгновение спустя от нее повалил дым, волосы вспыхнули, кожа обуглилась, и тело буквально развалилось и просыпалось с меча на пол частями скелета и тлеющими хлопьями пепла.
- Молодец, сынок!
Сэр Роберт шагнул ко мне из темноты, одобрительно улыбнулся.
- Похоже, Элика кое-чему тебя научила, - заметил он. - Неплохо ты придумал с пламенеющим мечом. Возьми этот прием на заметку, пригодится.
- Что это было, сэр?
- Всего лишь урок. И ты хорошо справился с заданием.
- Погодите, разве все, что мне рассказывали в Верте про брошенную деревню, всего лишь...