Крестоносцы

Ничего более "императорского" он не сказал, и, в общем, это было вполне нормально со стороны человека, мечтавшего восстановить древний абсолютизм; это был ответ "божественного Августа" барону из рыцарской эпопеи, подкреплявшийся тремя тысячами вооруженных человек, охранявших двери. Но действие на этом не закончилось: "Сеньор Бейрута ответил так, что все присутствующие поразились, а его друзья сильно испугались: "Сир, вы уже слышали о том, как я умею благопристойно говорить, а я часто слышал, как вы действуете; и когда я готовился ехать сюда, весь мой совет предупреждал меня о том, что поступите именно так. Но я не хотел никому верить, и не потому, что сомневался в их словах. Я ехал с сознанием своей правоты и здесь, у вас я скорее предпочту тюрьму или смерть, нежели соглашусь сделать такое, что заставит людей подумать и поверить, будто я, или мои родичи и мои люди презрели дело Господа нашего и Святой Земли... Так я сказал на совете в Никозии, отправляясь на встречу с вами, и я поехал с мыслью снести все страдания, какие могут мне выпасть, из любви к нашему Господу, который принял страдания ради нас и, буде на то его воля, нас от них избавит. А если Он пожелает или допустит, чтобы нас обрекли на заключение или смерть, я только возблагодарю Его, владыку всего, что я имею". Сказав это, он сел". Он был как христианский герой перед императором-язычником.

"Император от ярости то и дело менялся в лице; люди, часто взглядывая на сеньора Бейрута, стали говорить, полились угрозы; тогда священнослужители и другие добрые люди взялись их примирять, но не смогли заставить сеньора Бейрута отказаться от своих слов. Император же делал очень странные и опасные предложения".

Наконец было решено, что они прибегнут к арбитражу Иерусалимской курии. Император потребовал в заложники двух сыновей Жана - Балиана и Бодуэна. которых сразу же заковали в цепи и бросили в тюрьму, "привязав к железному кресту, так что они не могли согнуть ни руки, ни ноги, а вместе с ними туда же на ночь поместили и других людей, заключенных в оковы".

Когда Жан д'Ибелин со своими людьми удалился, то два сеньора из его окружения стали настойчиво убеждать его "Сир, пойдите вместе с нами к императору, мы все спрячем в сапоги кинжалы и когда войдем к нему, то убьем его, а наши люди на конях и при оружии будут ждать нас у ворот". Но, как рассказывает Филипп Новар-рский, сеньор Бейрута так рассердился, что пригрозил избить их и даже убить, если они не замолчат, сказав им: "Весь христианский мир закричит тогда: "Заморские изменники убили нашего сеньора императора". И если он погибнет, а мы останемся живыми и здоровыми, то окажемся виноватыми, и никто не поверит нашей правоте. Что бы там ни было, он - мой сеньор, и мы обязаны ему верностью и почтением". После этого Жан д'Ибелин покинул Лимасол, и "при его отъезде, - продолжает хронист, стояли такие крики, что император, услыхав их, сильно испугался и перебрался из дома, где остановился, в башню госпитальеров, лучше укрепленную и стоявшую ближе к его флоту".

Эта драматическая сцена имела комедийный эпилог. После Ибелинов император принял князя Антиохии, приехавшего на Кипр, чтобы присоединиться со своими силами к крестоносцам. Фридрих II сразу же потребовал от него и всех прибывших из Антиохии и Триполи принесения ему клятвы верности и оммажа, чего он потребовал и от жителей Кипра. "Князь помертвел, почувствовав себя уже лишенным своего наследства, и решил притвориться глухонемым; крича непрерывно "Э, а, а!", он ушел от императора, а как только добрался до своего замка Нефин, сразу выздоровел", - с лукавой усмешкой пишет хронист. Представившись ненормальным, старый князь Антиохии разыграл императора.

Начавшийся таким образом крестовый поход и в остальном не походил на другие. Если Фридрих II взял с собой немного людей, то зато он активно провел дипломатическую подготовку похода, благо давно уже поддерживал отношения с султаном Египта Малик-аль-Камилем, который первым в свое время и начал переговоры с императором. Христианское палестинское королевство оказалось тогда в необычном положении: султан Аль-Камиль, поссорившись со своим братом султаном Дамаска Аль-Му-адзамом, сам обратился к христианам за помощью. Он отправил к императору своего эмира Факхр-аль-Дина с просьбой помочь ему против Дамаска, угрожавшего наслать на Египет банды жестокого султана Хорезма, своей дикостью повсюду внушавшие ужас.