Крестоносцы космоса. Долгая дорога домой.

Человекозверь в своей зверинной ипостаси, не настолько неуязвим, как полагает большинство. Кроме таких штучек, как серебро, которое является биохимическим ядом для процессов метаболизма, осуществляющегося в измененном, так сказать, полутекучем теле, кроме этого — повреждение жизненно важного органа может повлечь за собой смерть. Это — как непрерывная ампутация, если только поблизости не окажется хирурга, который вам пришьет ампутированное обратно — до того, как отомрут клетки. мы, однако, крепкая порода. Я, вероятно, получил удар, который сломал мне шею. Мой спинной мозг не был безвозвратно поврежден, все заживало с обычной для зверя скоростью. Беда была в том, что они взяли, и тут же превратили меня в человека — до того, как зажили соответствующие повреждения. Моя голова упала, меня вырвало.

— Вставай! — чей-то сапог воткнулся мне в ребра.

Шатаясь, я поднялся. все мое снаряжение тут же убрали подальше. В том числе и фонарик. Несколько человек держали меня под прицелом своих ружей. рядом стоял человек-тигр. В своем человеческом обличии он достигал почти семи футов роста и был чудовищно толст. Косоглазя от головной боли, я разглядел на нем знаки различия эмира. В те времена это было скорее воинское звание, чем титул, но, как бы то ни было, он был весьма важной персоной.

— Пойдемте, — сказал он и пошел впереди, а я, подталкиваемый, следом.

Я увидел ковры в небе, услышал вой их оборотней, рыщущих в поисках других американцев. но меня слишком шатало, чтобы заботиться еще и об этом.

Мы вошли в город. Его тротуары глухо звучали под нашими сапогами. Мы шли к центру. Тролльбург не был большим городом. Возможно, некогда в нем насчитывалось тысяч пять населения. Улицы в большинстве были пусты. Я увидел несколько отрядов сарацин, палящих в небо из противовоздушных орудий. Мимо тяжело и неуклюже прополз дракон. Повсюду располагались бронебойные пушки. Ни следа гражданского населения, но я знал, что с ним случилось.

Привлекательные молодые женщины угодили в офицерские гаремы. остальные мертвы, либо сидят под землей, ожидая отправления на невольничьи рынки.

Когда мы добрались до отеля, где располагался вражеский штаб, головная боль утихла. мозг снова стал ясным. при данных обстоятельствах это было сомнительным везением. меня провели по лестнице в номер-люкс, и приказали встать перед столом. Эмир сел за стол, рядом расположился юнец-паша из разведки. С полдюжины выстроились вдоль стен.

Эмир провернул свое огромное лицо к паше, сказав ему что-то. (Как я предположил, следующее: «Вести допрос буду я, вы наблюдайте»).

— Итак, — сказал он на хорошем английском языке, — у нас есть несколько вопросов. Пожалуйста назовите себя.

Я механически заявил ему, что меня зовут Шерринфорд Майкрофт, капитан армии США, и назвал свой номер.

— Это не настоящее имя, не так ли? — спросил он.

— разумеется, нет, — ответил я. Мне известна Женевская конвенция. Вам не удастся околдовать меня с помощью моего же имени. «Ширинфорд Майкрофт» — это мое «Джон Смит».

— Халифат не подписывал Женевскую конвенцию, — спокойно сказал эмир, — и когда джихад требует использования крайних мер… В чем состояла цель вашей вылазки?

— не стоит требовать моего ответа, — сказал я. Можно было бы помолчать, все равно это давало выигрыш времени Вирджинии. но все же, молчать было хуже.

— возможно, вас удастся уговорить, — заявил он.

Происходило дело в кино, я бы ответил, что вышел на луг собирать маргаритки. И безостановочно острил бы, пока они плющили в тисках мои пальцы. Но в реальной действительности — их методы более реальны.

— Ладно, — сказал я, — меня послали в разведку.

— В одиночку?

— Нет. Нас было несколько. Надеюсь, что они удрали.

Возможно, это займет его ребятишек на какое-то время, пусть порыщут.

— Лжете, — бесстрастно сказал он.

— Коль вы мне не верите, ничем не могу помочь, — пожал я плечами.

Его глаза сузились:

— Скоро я выясню, говорите ли вы правду. Если нет, то пусть тогда вас милует Иблис.

Я не мог с собой справиться, вздрогнул, жемчужины пота выступили на моей коже. Эмир рассмеялся. Это был неприятный смех — какой-то рык с завыванием, ворочащийся в его жирной глотке. как у тигра, забавляющегося с добычей.

— Обдумайте свое решение, — посоветовал он и углубился в изучение разложенных на столе бумаг.

В комнате сделалось совсем тихо. Стражники замерли, словно отлитые из бронзы. Сонная физиономия юнца в тюрбане.

За спиной эмира в окно глядела тьма ночи. только и слышно было, громко тикающие часы и шорох бумаг. И, казалось, это только усугубляло тишину.

Я вымотался, голова болела, в пересохшем рту мерзостный привкус. Я не имел права упасть, и от усилия моя крайняя физическая измотанность усугубилась еще больше. Мне пришло на ум, что эмир, должно быть, боится нас, если прилагает столько усилий, чтобы захватить одного-единственного пленника. Честь и слава американца… но меня это мало утешало.