Как видно из этих фактов, религиозные соображения не мешали крестоносцам вступать в явно недозволенные, казалось бы, для убежденных противников ислама дипломатические отношения. Но… вера — верой, а реальные политические выгоды все же превыше всего! Интересно, что Раймунд Ажильский, сообщающий об этих переговорах, чтобы как-то их оправдать, утверждает, будто египетский султан принял-де меры в пользу христиан и об этом крестоносцев якобы известили его послы.
Любопытна и другая деталь совсем иного порядка: как ни бедствовали тогда воины христовы, их алчность не уменьшилась. Провансальский хронист рассказывает, что на следующее утро после того дня, когда сельджуки похоронили на кладбище за Оронтом своих воинов, убитых в схватке с франками (март 1098 г.), рыцари кинулись туда и поснимали драгоценности с трупов!
Затруднениями рыцарских отрядов тотчас воспользовался Боэмунд Тарентский, давно уже мечтавший водвориться князем в Антиохии. Теперь он целиком обратил свои помыслы к овладению этим городом. Прежде всего князь Тарентский постарался хитростью отделаться от опеки василевса. Орудием его политики по отношению к крестоносцам служили греческие военные силы под командованием великого примикирия Татикия, находившиеся в лагере под Антиохией. Татикий мог помешать осуществлению проектов норманнского князя: ведь цель пребывания греков вместе с крестоносцами состояла отнюдь не в том, чтобы оказывать им помощь, как это предполагалось официальными соглашениями. Греческие воинские отряды были слишком немногочисленными для серьезной поддержки. Главной задачей Татикия являлось оберегать интересы Византийской империи: в каждом отдельном случае, при каждом успехе крестоносцев требовать от главарей возвращения самодержцу городов, которые им, по выражению Анны Комниной, «отдаст бог».
Боэмунд сумел запугать Татикия, «доверительно» сообщив ему, что бароны злоумышляют против византийского военачальника: пронесся, дескать, слух, что на выручку Антиохии поспешают сельджуки и это дело рук Татикия. Уже якобы возник заговор, угрожающий жизни великого примикирия. К тому времени и сам греческий полководец все больше склонялся к мысли о необходимости отвести свои отряды из лагеря ввиду крайне неустойчивого, чтобы не сказать безнадежного, положения крестоносцев, семь месяцев тщетно осаждавших Антиохию. Татикий убедился и в другом: со своими незначительными силами он фактически не в состоянии влиять на ход событий. Единственное, в чем коварный грек преуспел — недаром Алексей I рассчитывал на его дипломатическую ловкость, — это в разжигании вражды между Боэмундом Тарентским и графом Раймундом Тулузским из-за будущего обладания Антиохией.
Во всяком случае, в феврале 1098 г. греческий военачальник, бесспорно согласовав свою позицию с волей Алексея I и найдя подходящий предлог (он, мол, приведет рыцарям сильную подмогу), покинул лагерь и отбыл на Кипр. Перед отъездом Татикий от имени василевса пожаловал Боэмунду почти всю Киликию, узаконив тем самым завоевания Танкреда и одновременно дав понять норманнам, что Киликией как-никак распоряжается византийский самодержец.
Удаление Татикия послужило толчком для дальнейшего распространения молвы о византийском предательстве, что было на руку Боэмунду: пусть-ка позднее другие предводители крестоносцев вздумают поднять вопрос о передаче Антиохии Алексею I как их верховному сюзерену!
Вслед за тем хитроумный князь Тарентский завязал тайные переговоры с сельджукским комендантом Фирузом, которому была поручена охрана трех башен на западной стороне антиохийских стен. Ему удалось склонить Фируза к предательству: за известную мзду и обещания еще большей награды тот согласился впустить рыцарей в охраняемые им башни.