Крестоносцы. Полная история

Фатимидской армией, штурмовавшей в 1098 году Иерусалим, командовал визирь, носивший нескромное имя Малик аль-Афдал («Сиятельный князь»). Ученый и биограф XIII века Ибн Халликан превозносил аль-Афдала как «одаренного правителя», «обладавшего незаурядной рассудительностью» и неуемной тягой к роскоши[199]. В коллекции аль-Афдала была как минимум сотня вышитых золотом тюрбанов, как пишет Ибн Халликан, и каждый из них висел на отдельном золотом крючке в одном из десяти приемных залов его дворца. У него было больше скота и денег, чем он мог сосчитать; при письме он пользовался золотой, усыпанной драгоценными камнями чернильницей, а своих рабынь снабжал золотыми иголками для вышивания. К стенам Иерусалима он прибыл, по словам Ибн аль-Каланиси, с «сильным аскаром [войском]» и несокрушимым желанием отобрать город у владевших им братьев.

Аль-Афдал обрушил на Иерусалим мощный обстрел, и Иль-Гази и Сукман не сумели устоять. Когда в стене образовалась брешь, люди аль-Афдала прорвались в крепость и сделали братьям деловое предложение: жизнь в обмен на сдачу города Фатимидам. «[Он] проявил снисхождение и доброту по отношению к обоим эмирам, — пишет Ибн аль-Каланиси, — и отпустил их и их сторонников на свободу»^{53}[200]. Аль-Афдал мог позволить себе проявить великодушие, а Иль-Гази и Сукман понимали, что игра окончена. Они поехали на север в Дамаск, до лучших времен отказавшись от сопротивления. Визирь же вернулся домой в Египет, оставив Святой город на попечении человека по имени Ифтикар ад-Даула. К середине сентября 1098 года жизнь в Иерусалиме опять вошла в колею. Увы, ненадолго.

Тем временем находившихся в 800 километрах севернее крестоносцев впервые одолело сомнение в поставленных целях. Взятие Антиохии было славным свершением, но оно же выявило в рядах предводителей похода раскол, причиной которого стал Боэмунд со своими амбициями. В первую неделю июля 1098 года гарнизон горной цитадели Антиохии официально сдался лично Боэмунду, а не князьям, как таковым, и не папскому легату Адемару Ле-Пюи, духовному лидеру крестоносцев. (Адемар, кстати говоря, скончается 1 августа 1098 года, передав свои полномочия фламандскому священнику Арнульфу де Роолу.) Боэмунд охотно принял город и въехал в него в качестве нового правителя.

Его притязания на власть с самого начала были сомнительными. Клятвы, которые Боэмунд и другие князья годом ранее принесли Алексею Комнину, предполагали, что тот, кто возьмет Антиохию, станет править в городе временно, с одобрения императора, как было с анатолийскими городами, захваченными крестоносцами. Но Боэмунд, утвердив свой флаг над цитаделью, не горел желанием менять его на императорский штандарт. Столкнувшись с яростным сопротивлением — прежде всего, со стороны Раймунда Тулузского, войска которого тоже заняли некоторую часть города, — Боэмунд заявил, что, так как он первым из князей вошел в Антиохию, он и должен ею владеть. При этом Боэмунд сослался на отказ императора послать византийское войско на помощь крестоносцам в самое тяжелое для них время. По словам Анны Комнины, он вопрошал: «Справедливо ли, чтобы мы так легко оставили то, что добыто нашим потом и страданиями?»^{54}[201] Анна считала, что поступок Боэмунда явно свидетельствовал о его двуличии и никчемности и только подтверждал ее нелицеприятное мнение о нем. Раймунду и другим позиция Боэмунда казалась в высшей степени эгоистичной и безответственной. Боэмунд, который в походе по Малой Азии застолбил за собой место главнокомандующего, теперь — даже не увидав Иерусалима — похоже, передумал идти дальше. И ничто — включая яростные протесты Раймунда — не могло заставить его изменить решение. После всей пролитой крови, после лишений, выпавших на долю крестоносцев при осаде Антиохии, кто-то должен был взять на себя ответственность за оборону города, которому грозили как внутренние бунты, так и нападение сельджуков. Боэмунд решил, что этим человеком станет он, и основал второе государство крестоносцев по соседству с молодым Эдесским графством Балдуина. Княжество Антиохийское, сильное государство, расположенное между Византией, Киликией и северной Сирией, просуществует почти два столетия. Боэмунд бросил все силы на укрепление границ своего нового приобретения, и стало ясно, что Иерусалим его больше не интересует[202].