Последним рубежом обороны Акры стала крепость тамплиеров на морском берегу: надежная цитадель, центральная башня которой была увенчана четырьмя позолоченными статуями львов в натуральную величину. Внутрь набились тысячи горожан: в тоске они смотрели вслед галерам, увозящим последних из сильных (и везучих) мира сего на Кипр, в Армению и другие пока еще безопасные гавани. Когда вдали скрылась последняя из них, исчезла и последняя надежда на спасение. Десять дней тамплиеры преграждали врагу вход в крепость. Время от времени неприятели вступали в переговоры. Как-то раз братьям удалось запереть небольшой отряд мамлюкских всадников в одном из внутренних дворов и порубить их на куски. Но саперы мамлюков уже рыли подкопы. 28 мая враг обрушил участок стены и ворвался внутрь. Последний рубеж обороны Акры пал, а вместе с ним была решена судьба государств крестоносцев на Ближнем Востоке.
Когда Акра пала, франкские поселения на побережье обезлюдели в считаные недели. Гарнизон тамплиеров, расквартированный в морской крепости Сидона, оставил свой пост и отбыл на Кипр. Вскоре после этого Бейрут и Тир тоже эвакуировались. Последним, в августе, франки покинули Шато-де-Пелерин, неприступную крепость тамплиеров между Хайфой и Кесарией. Иерусалимское королевство превратилось в королевство в изгнании — на Кипре. Антиохия и Триполи были стерты с карты. «Все было потеряно, — писал „тамплиер из Тира“, — и у христиан в Сирии земли осталось не больше, чем на ширину ладони». Курдский историк и географ Абу аль-Фида, оставивший подробный рассказ очевидца о последней кампании султана против крестоносцев, с удовлетворением отмечал полноту победы и ее историческую значимость. «Благодаря его завоеваниям вся Палестина была теперь в руках мусульман, — писал он, — результат, на который никто не смел надеяться и даже мечтать. Вся Сирия и все побережье очищены от франков… Хвала Аллаху!»[794]
Глава 26. Осколки и мечты
Ступайте в вечный огонь, проклятье на себя навлекшие!
Марино Санудо Старший, богатый венецианец и неутомимый путешественник, один из пяти сыновей преуспевающего аристократического семейства с острова Риальто, родился приблизительно в 1270 году. Отец дал ему прозвище Торселло[795]
. Бороздить Средиземноморье Марино начал еще подростком. Его пращуры командовали галерами в таких прославленных и бесславных венецианских авантюрах, как поджог Константинополя в ходе Четвертого крестового похода. Один из предков Марино был женат на родственнице легендарного слепого дожа-крестоносца Энрико Дандоло. В начале XIV столетия имя Санудо было известно далеко за пределами самой Венеции: семья торговала на бирже, занималась недвижимостью, морскими перевозками, а также ссужала деньги под проценты. По делам бизнеса Марино бывал на Наксосе (Кикладскими островами правили его кузены — «герцоги архипелага»), в Негропонте (современная Халкида, город на острове Эвбея к северу от Афин), в Палермо и Риме, в Акре (еще до того, как в 1291 году город пал под натиском мамлюков), в Константинополе и Александрии, на Кипре, Родосе и в Армении, и даже в Северной Европе — в Брюгге и в Гамбурге, куда Санудо прибыл со всей пышностью на борту государственной венецианской галеры[796]. В число знакомцев и друзей, которыми он обзавелся в путешествиях, входили чуть ли не все заметные политические деятели и правители тех времен: несколько пап, византийский император, короли Франции и Англии, царь Армении, итальянские и французские герцоги, фламандские графы и без счета легатов, епископов и кардиналов[797].Бесстрашный путешественник и удачливый делец, Санудо был к тому же заядлым книгочеем и вдумчивым интеллектуалом. Он получил превосходное образование: с детства знал латынь, итальянский, французский и греческий, питал жгучий интерес к античным авторам — Аристотелю, Платону, Цицерону и Боэцию, читал комментаторов Библии вроде Беды Достопочтенного и святого Августина, а также летописцев истории Утремера, прежде всего Гийома Тирского и Жака де Витри, оставивших яркие, скандальные и увлекательные воспоминания о взлете и падении государств франков в Святой земле. В годы юности Санудо эта драматическая история разыгрывалась прямо у него на глазах, и он чувствовал, что ему предстоит сыграть в ней важную роль.