Крестоносцы социализма

К вящему раздражению и министра, и шефа жандармов, и самого царя, приговор по следующему делу («нечаевцев») оказался, на взгляд «верхов», еще более несообразным. Раздражение было тем сильнее, что на дело «нечаевцев» «верхи» возлагали мажорные надежды. Обвинение («заговор с целью ниспровержения правительства во всем государстве и перемены образа правления в России»), хотя и дифференцированное между разными группами подсудимых (составление заговора, участие в нем, пособничество, недонесение)[434], придавало нечаевскому процессу большую политическую значимость. Это, в особенности, подчеркнули масштабы процесса. По числу обвиняемых (87 чел.) дело «нечаевцев» из всех 208 народнических процессов уступает только процессу «193-х» – вообще самому крупному политическому делу в царской России. За весь XIX век в России, кроме процесса «193-х», превзошел дело «нечаевцев» по масштабам лишь процесс декабристов.

Царизм устраивал столь крупный и громкий политический процесс с расчетом опорочить своих противников перед общественным мнениям. Процесс вела архинадежная Петербургская судебная палата. Владея такими козырями, как юридически доказанный факт убийства И.И. Иванова, одиозный текст «Катехизиса революционера», нечаевский (фальшивый) мандат члена Интернационала, власти надеялись обесславить русскую революцию. Их рупор М.Н. Катков зло пенял обществу: «Вы, господа, снимаете шляпу перед этою русской революцией. Но вот катехизис русского революционера. Послушаем, как русский революционер сам понимает себя. На высоте своего сознания он объявляет себя человеком без убеждений, без правил, без чести. Он должен быть готов на всякую мерзость, подлог, обман, грабеж, убийство и предательство <…> Жулики лучше и честнее вожаков нашего нигилизма <…> И вот этим-то людям прямо в руки отдаете вы нашу бедную учащуюся молодежь!»[435].

Больше того. Царизм рассчитывал скомпрометировать на «нечаевском» процессе и международное освободительное движение, в особенности Интернационал, именем которого прикрывался Нечаев. Ради этого официозная и даже либеральная (вроде петербургского «Голоса») пресса в дни суда над «нечаевцами» – с 1 июля по 11 сентября 1871 г. – перемежала материалы о нем с материалами о заседаниях Версальского военного суда над коммунарами Парижа, причем «Голос» прямо именовал «нечаевцев» «нашими коммуналистами и интернационалами» (?!), ибо, мол, «цель, которой они добивались», «средства» и «способы» их «совершенно те же», что и у Интернационала и «покойной Парижской коммуны»[436].

Подсудимые с помощью адвокатов[437] сорвали расчеты властей. В то время как суд пытался заострить общее внимание на убийстве И.И. Иванова и цинизме нечаевского «Катехизиса», «нечаевцы» выдвигали на первый план общенациональные проблемы, давая понять, что в России при существующих условиях революционная борьба неизбежна и неистребима. Они подчеркивали, что их толкает в революцию «любовь к народу» (П.М. Кошкин), что цель их борьбы – «улучшение народного благосостояния» (Д.А. Енкуватов), «возможное благосостояние всех и каждого» (В.И. Лунин), и что ради этого никто из них «никогда не задумался бы пожертвовать своей жизнью» (П.Г. Успенский)[438]. С той же страстью они обличали жандармский произвол, усилия властей «задавить проблески мысли», неоправданные, наугад, репрессии, которые «только сильнее раздражают и сближают тех, против кого они направлены»[439]. «Почти все подсудимые, – обобщил в записке на имя П.А. Шувалова начальник секретной агентуры III отделения К.Ф. Филиппеус, – пользуются малейшим случаем, чтобы выразить свой взгляд на существующий порядок, на его ненормальность, на необходимость иного, лучшего устройства общества»[440].

Перепечатанные почти всеми русскими газетами судебные выступления «нечаевцев» сильно пошатнули тот взгляд на них (как на головорезов, для которых нет ничего святого), что вдалбливали в сознание общества власти и реакционная пресса. Что же касается дел и документов самого Нечаева, то в ходе процесса из объяснений подсудимых и адвокатов стала очевидной глубокая пропасть между Нечаевым и «нечаевцами». Выяснилось, что «нечаевцы» шли за Нечаевым единственно с целью посвятить себя делу освобождения народа, т.е. из «прекрасных, преблагородных» (как сказал на процессе В.Д. Спасович)[441] побуждений. О мистификации, иезуитстве, безнравственности нечаевщины они, как правило, даже не знали (в одном Нечаев их обманул, другое скрыл).