Этот текст очень ясно показывает, как далеко могут завести предрассудки Ведь Анна только понаслышке знала о тех народах, которых называла "кельтами", однако, не колеблясь, обвинила их во всех грехах якобы они на самом деле явились, чтобы захватить Константинополь, а прибытие каждого отряда предварялось нашествием саранчи, и все они ели зажаренными грудных детей Правда и ей пришлось признать, что "люди простые, искренние хотели поклониться Гробу Господню и посетить Святые места". Но она вовсе не скрывает своего отвращения к баронам, смешанного с характерным презрением, которое могла испытывать к "варварам" "порфирородная" – рожденная в том самом багряном зале, где, по традиции, появлялись на свет императоры, читавшая Аристотеля, Платона, Демосфена, Гомера, изучавшая математику и теологию столь же тщательно, как каноническое право и медицину Она видела в толпах, пришедших с Севера, только простых скотов, а их храбрость трактовала как инстинктивный порыв' "Племя кельтов – вообще, как можно догадаться, очень горячее и быстрое – становится совершенное необузданным, когда к чему-то стремится"[9]. Она не скрывает неприязни даже к Готфриду Бульонскому, который был известен своим благочестием. "Он был человеком очень богатым, весьма гордившимся благородством, храбростью и знатностью своего рода – ведь каждый кельт стремится превзойти всех остальных"[10].
Теперь, наоборот, представим, какова могла быть реакция крестоносцев, сразу почувствовавших недоверие со стороны византийцев Эти "варвары" считали себя "воинами Христовыми", призванными спасти землю, которую сам Константинополь не был в состоянии защитить. Естественно, для крестоносцев большим оскорблением было, что их держат под подозрением, контролируют с помощью печенежских всадников, посланных императором для надзора, помещают вне городских стен и требуют принести Алексею вассальную клятву.
Последнее требование было непомерным в сравнении с другими. Нам известно, какую фундаментальную роль играла клятва в феодальном обществе ведь именно на клятве верности – лично-зависимой связи, обладающей священным характером, который ей придала Церковь, – покоились все социальные отношения, она связывала сеньора и вассала, к примеру, большинство войн, развязанных французскими королями, велись, чтобы заставить их вассалов принести клятву. Вассал, уже однажды принесший клятву, становился человеком своего сеньора и обязался помогать ему советом и помощью (consilium et auxilium). Каждый из предводителей крестового похода уже был связан клятвой со своим сюзереном и не мог обещать верность другому С другой стороны, стать вассалами и верными людьми Алексея Комнина латинянам мешал и принесенный ими обет крестоносца. Получается, что их недовольство требованием императора было полностью правомерным.
Но император располагал верным средством принуждения, он мог прекратить поставку продовольствия крестоносцам. Готфрид, первым прибывший под стены Константинополя, попал в полную зависимость от Алексея. Тем не менее в течение трех месяцев он воздерживался от всяческих действий и, укрепившись в пригороде Константинополя, пытался оттянуть время до подхода остальных крестоносцев. Но голод становился все ощутимее: в апреле 1097 г. начались стычки, не принесшие ощутимого результата, и тогда Готфрид был вынужден принести клятву, которой так жаждал император. Сама клятва сопровождалась договором, свидетельствующим, что император не утратил здравомыслия в сумятице событий' крестоносцы обязывались передать Алексею свои завоевания, а взамен тот пообещал присылать подкрепление. Таким образом, крестоносцы становились императорской армией. Но эта акция подверглась суровому осуждению со стороны "пехотинцев" крестоносной армии, анонимный историк первого крестового похода писал, что простолюдины были раздражены произошедшим и расценивали действия своих предводителей как малодушие