Крестовые походы глазами арабов

В тот же день в Шайзаре правитель города, эмир Мухаммед Ибн Султан, двоюродный брат Усамы, устроил в Цитадели приём, чтобы отпраздновать обрезание своего сына. Собралась вся городская знать и все члены правящей семьи. И тут внезапно земля задрожала, и стены рухнули, похоронив всех присутствующих. Эмират Мункызов попросту перестал существовать. Усама, находившийся тогда в Дамаске, остался одним из немногих уцелевших членов семьи. Под влиянием пережитого он писал: «Смерть не шла шаг за шагом, убивая моих родных, уничтожая их попарно или каждого в отдельности. Они все погибли в одно мгновение, и их дворец стал для них могилой». И после этого добавляет со знанием дела: «Землетрясения постигли эти равнодушные страны, чтобы вывести их из оцепенения».

Трагедия Мункызов и в самом деле вызвала у современников немало мыслей о бренности человеческого бытия, но эта катастрофа также гораздо более прозаическим образом дала кое-кому возможность безнаказанно захватывать или грабить некоторые обособленные города и крепости с разрушенными стенами. Шайзар, в частности, был немедленно атакован и ассасинами, и франками а затем, наконец, захвачен армией Алеппо.

В октябре 1157 года, переезжая из города в город для наблюдения за восстановлением стен, Нуреддин заболел. Дамасский врач Ибн аль-Ваккар, сопровождавший его во всех поездках, смотрел на дело с пессимизмом. В течение полутора лет князь пребывал между жизнью и смертью, чем не замедлили воспользоваться франки для захвата ряда крепостей и для грабежа окрестностей Дамаска. Но Нуреддин использовал этот период бездействия, чтобы поразмыслить о своём предназначении. Во время первой части своего правления ему удалось объединить под своей властью мусульманскую Сирию и положить конец внутренним раздорам, которые ослабляли её. Теперь ему предстояло вести джихад для освобождения больших городов, захваченных франками. Некоторые из его приближенных, прежде всего из Алеппо, советовали ему начать с Антиохии, но, к их большому удивлению, Нуреддин был против этого. Этот город, пояснял он, исторически принадлежит Руму. Любая попытка овладеть им побудила бы империю вплотную заняться сирийскими делами, что заставило бы мусульманские армии сражаться на два фронта. Нет, настаивал он, не следует провоцировать Рум; лучше попробовать овладеть каким-нибудь важным приморским городом или даже, если позволит Аллах, Иерусалимом.

К огорчению Нуреддина, события очень скоро подтвердили его опасения. В 1159 году, когда он только-только начал выздоравливать, он узнал, что на севере Сирии собралась мощная византийская армия под предводительством Мануила, сына и преемника Иоанна Комнина. Нуреддин поспешил отправить к императору послов, дабы любезно поздравить его с благополучным прибытием. Приняв послов, басилевс, человек величественный, мудрый и увлечённый медициной, заявил, что намерен сохранить с правителем Алеппо самые дружеские отношения. Если он и пришёл в Сирию, уверил он, то только для того, чтобы преподнести урок хозяевам Антиохии. Помнилось, что отец Мануила приходил в Сирию двадцать лет назад, ссылаясь на те же доводы, что однако не помешало ему объединиться с иноземцами против мусульман. И всё же послы Нуреддина не стали ставить под сомнение слова басилевса. Они знали, с какой яростью воспринимали румляне любое упоминание Рено Шатильона, рыцаря, который с 1153 года определял судьбу Антиохии. Это был человек грубый, тщеславный, циничный и заносчивый, который впоследствии стал для арабов символом всего франкского злодейства и которого Саладин поклялся убить собственными руками!

Князь Рено, «бринс Арнат», по выражению хронистов [36], прибыл на Восток со ставшей уже анахронизмом ментальностью первых захватчиков: с жаждой золота, крови и завоеваний. Вскоре после смерти Раймона Антиохийского он сумел обольстить его вдову, женился на ней и стал таким образом властителем города. Очень скоро его бесчинства стали ненавистны не только соседям из Алеппо, но и румлянам, а также его собственными подданным. В 1156 году, выставив в качестве предлога отказ Мануила выплатить ему некую обещанную сумму, он решил в отместку напасть на византийский остров Кипр и потребовал у патриарха Антиохии средства для финансирования экспедиции. Поскольку этот церковный иерарх оказался строптивым, Рено заточил его в тюрьму, подверг пыткам и затем велел обмазать его раны мёдом и выставить на целый день на солнце в цепях, чтобы тысячи насекомых терзали его тело.