Крестовые походы. Идея и реальность

С этих пор отношения между Византией и крестоносцами становятся еще более сложными и противоречивыми и в общем безнадежными. После крестового похода 1202–1204 гг., в принципе осужденного Иннокентием III, папы постепенно укрепляются в мысли о том, что греки не только схизматики, но и еретики и враги Церкви, а стало быть, крестовый поход против них вполне правомерен, тем более в целях защиты Латинской империи — этого слабого государства крестоносцев, возникшего на обломках Византии. Однако, как мы видели, походы против византийцев не были очень популярны, да и войны с германским императором и гибеллинами существенно отвлекали внимание Святого Престола; и со временем папы оставили идею крестового похода в Романию ради нового проекта — заключить унию с греческой Церковью. Греки же тем временем не оставляют надежду вернуть Константинополь и восстановить разрушенную крестоносцами Византийскую империю, что в 1261 г. удается никейскому императору Михаилу VIII Палеологу — тем самым Латинская империя прекращает свое существование. Такой поворот событий заставляет папство, желавшее подчинить город латинскому влиянию, изменить свою политику, и вот в 1274 г. римский понтифик Григорий X созывает в Лионе церковный собор, на котором пытается объединить восточное и западное христианство. Собор провозглашает формальную унию, которую, однако, не поддерживают греческие прелаты: ведь Запад предлагал лишь незначительную помощь в обмен на полное подчинение римским догмам, а это не устраивает восточную Церковь. Надо признать, что византийцы вообще были противниками соединения Церквей, считая, что за внешне бескорыстной помощью латинян скрываются сугубо политические интересы. В самом деле, в это время многие правители христианского Запада — от представителей Гогенштауфенов до французского принца и в то время сицилийского короля Карла Анжуйского — лелеяли честолюбивые мечты любыми средствами восстановить Латинскую империю и отвоевать византийские территории. А духовные вожди крестоносцев — папы — думали о том, чтобы, воспользовавшись затруднениями греков, побудить их к союзу с Римом и подчинению византийской Церкви Риму. После Лионского собора папы еще возлагали надежды в этом смысле на Михаила VIII и пытались вести гибкую политику в отношении Византии. Но следующий за Григорием X римский папа Мартин IV, весьма слабый, оказался креатурой Карла Анжуйского, желавшего осуществить прежние антивизантийские проекты норманнов и силой подчинить Византию своему господству. Король Сицилии даже заключил с изгнанным латинским императором Бодуэном II де Куртенэ договор, по которому последний передавал ему право на верховную власть над всеми владениями крестоносцев в прежней Латинской империи, выговорив себе лишь Константинополь и несколько островов в греческом архипелаге. Однако Мартину IV так и не удалось организовать новый крестовый поход, а Карлу Анжуйскому — использовать индульгенции для завоевания Византии: помешала Сицилийская вечерня 1282 г. Тем не менее антивизантийские тенденции в европейской политике продолжают существовать и в XIV в. — ведь, несмотря на падение Латинской империи, титул ее правителя сохранялся, и его примеривали на себя западные государи.

В начале XIV в., когда Европа оказалась перед лицом новой угрозы — турецкой экспансии, антивизантийские настроения несколько ослабевают. К тому времени турки-османы уже захватили Болгарию, поглотили Малую Азию и угрожали проливам, и только Византия, несмотря на свою беспомощность, оставалась верным стражем Босфора и Дарданелл. На этом этапе папство благословляет войну против турок ради освобождения бывших византийских владений и оказывает помощь Византии, но эта помощь для нее более невыносима, чем господство неверных. Опять возобновляются попытки союза и унии с греками, и в 1439 г. на Ферраро-Флорентийском соборе провозглашается слияние греческой и латинской Церквей. Однако попытки заключить союз с Римом были снова обречены на провал: греческий народ опять с возмущением и негодованием воспринимает унию, сочтя ее предательством Церкви и родины. Разумеется, после неудачных попыток объединить церкви латинян уже мало интересовало, поглотят ли турки Византию. От Византийской империи оставался только Константинополь и полуостров Морея — со всех сторон государство было окружено турками. В это время весь мир сознает, что Константинополь скоро окажется добычей мусульман, но, похоже, только генуэзцы и венецианцы, у которых есть экономические интересы в византийской столице, размышляют о том, как защитить город. Другие думают о Константинополе примерно то же, что и кастильский путешественник Перо Тафур: греки в плачевном положении, но они «заслуживают еще худшего, если иметь в виду их черные грехи и пороки».[126]