Эмир Гисн-Кайфы участвует в джихаде
…Мне сказали, что приближенные и придворные спрашивали о его намерениях, и он отвечал им: «Я не сделаю ни шагу отсюда» ибо Нур эд-Дин, чье сердце иссушено постами и молитвами, бросится навстречу опасностям и погибнет вместе с теми, кто будет его сопровождать». Они все одобрили принятое им решение, но на следующий же день он отдал войскам приказ готовиться к джихаду. Тогда те же люди сказали ему: «То, что вы посчитали вчера правильным, сегодня перестало быть таковым? Вчера мы оставили вас в добром расположении духа, а теперь вы пребываете в противоположном настроении». Он ответил им: «Нур эд-Дин так поступил со мной, что если я не приду ему на помощь, мои же подданные восстанут против меня и свергнут меня с поста правителя. Этот человек поддерживал отношения с жителями моих государств, которые безгранично преданы ему, они умерщвляют плоть и отказываются от всего мирского. Он рассказывает им о бедах, которые мусульмане терпят от франков, и о том, как они страдают от убийств, рабства и грабежей. Затем он призывает этих людей помочь ему молитвами и воодушевлять простои народ присоединиться к джихаду. Каждый из них восседает в мечети в окружении своих друзей и последователей, там он читает им письма Нур эд-Дина, так что они проливают слезы, проклинают меня и призывают на мою голову Божью кару. Поэтому мне необходимо выполнить просьбу, с которой он ко мне обратился». Он подготовился к походу и выступил со всей армией, чтобы присоединиться к Нур эд-Дину.
В это время на землях ислама каждый знал, что со смертью атабека его политика рухнет; эмиры вернулись в свои владения, где укрылись в ожидании дальнейших событий, солдаты возвратились домой. Пока султан не назначил нового атабека, который, возможно, сумел бы заставить признать свою власть, в Сиро-Палестинском государстве царила анархия.
Процесс деградации, однако, остановился, ибо Зенги удалось создать — и этот факт заслуживает особого внимания — ореол законности вокруг своего имени и привить эмирам понятие безоговорочной преданности. Этот рефлекс, которого прежде не существовало в мусульманской Сирии, сыграл свою роль, и ко власти пришли два сына Зенги: старший, Саиф эд-Дин Гази стал править в Мосуле, младший, Нуреддин Махмуд — в Алеппо.