В 1152 году, через несколько лет после горьких разочарований Второго крестового похода, супруга Людовика VII Элеонора Аквитанская добилась аннулирования их брака — в результате их брачного союза родилось две дочери, но ни одного сына, и Элеонора обвинила в этом слабую сексуальную активность Людовика, уподобив его монаху. Всего лишь через восемь недель после развода она вышла замуж за более энергичного графа Генриха Анжуйского, мужчину на двенадцать лет моложе ее, уже добавившего к своим владениям Нормандское герцогство. В 1154 году он взошел на английский трон, став королем Генрихом II, и совместными усилиями пара создала новую «расползающуюся» Анжуйскую империю, объединяющую Англию, Нормандию, Анжу и Аквитанию. Контролируя большую часть современной Франции, предприимчивая пара стала богаче и влиятельнее французского короля, хотя, по крайней мере номинально, они все еще являлись подданными Капетинга, когда речь шла о континентальных владениях. При таких обстоятельствах избежать глубокой укоренившейся вражды между Капетингами и анжуйцами (Плантагенетами) было невозможно. В середине и конце XII века антипатия и даже антагонизм между этими династиями существенно сократили западное участие в войне за Святую землю. Занятый этими распрями Генрих II не желал или не мог сдержать постоянные обещания отправиться в Крестовый поход, но регулярно оказывал финансовую помощь Утремеру.[226]
Только воистину эпохальные события 1187 года помогли выйти из тупика. Прежние споры вовсе не были забыты — наоборот, вражда между Анжуйской династией и Капетингами оказала серьезный эффект на ход Третьего крестового похода. Но ужасные новости с Ближнего Востока вызвали такое сильное волнение, что правители латинского христианского мира не только обратили внимание на призыв к оружию, на этот раз они сдержали свои обещания и действительно отправились воевать.
Причина для скорби
После смерти, последовавшей 20 октября 1187 года, папа Урбан III был сменен Григорием VIII, и уже к концу месяца была выпущена новая папская энциклика
Две новые темы вплелись в этот уже знакомый, хотя и несколько бесстрастный призыв. Впервые зло оказалось персонифицированным. Раньше мусульмане изображались имеющими садистские наклонности, но безликими противниками. Теперь было названо имя Саладина — врага, который был уподоблен дьяволу. Этот шаг говорил и о лучшем знакомстве с исламом, и о чудовищном масштабе удара, нанесенного «преступлениями» султана.
Как и в предыдущих энцикликах, заключительная часть прокламации 1187 года касалась духовных и мирских наград участникам. Им даровалось отпущение всех грехов, в которых они исповедовались, погибшим в кампании обещалась «вечная жизнь». На все время экспедиции им гарантировался иммунитет от всех преследований закона и процентов по долгам, а их пожитки и семьи должны были оставаться под защитой церкви.[227]
Разнося слово
Беспрецедентный масштаб и важность катастроф, постигших франков в 1187 году, вызвали энергичный отклик на Западе. Даже голые факты, привезенные в Европу Иосифом Тирским, одновременно ужасали и вдохновляли. Еще до встречи с папой архиепископ высадился в норманнском королевстве Сицилия и сразу же убедил его правителя Вильгельма II отправить флот на защиту Утремера.