Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю

Медленное продвижение Саладина к берегу едва не привело к катастрофическим последствиям. Находившийся в меньшинстве и крайне уязвимый у стен Акры Ги принял решение рискнуть и немедленно начать лобовую атаку на город, хотя у него не было никаких осадных машин.

31 августа латиняне пошли на штурм. Они лезли на стены по осадным лестницам, прикрываясь только щитами, и вполне могли добиться успеха, если бы появление передовых отрядов армии султана не заставило их в панике отступить. Через несколько дней прибыл Саладин с главными силами, и все надежды латинян заставить Акру капитулировать испарились. Вместо этого перед ними появилась ужасная перспектива войны на два фронта и неминуемой гибели от рук победителя при Хаттине.

Но в тот момент, когда следовало действовать с максимальной быстротой и решительностью, Саладин заколебался. Позволить Ги добраться до Акры было ошибкой, но теперь султан совершил еще более серьезную ошибку. Да, у Саладина не было подавляющего перевеса сил, хотя, тщательно скоординировав атаку с гарнизоном Акры, он, безусловно, мог окружить и уничтожить позиции франков. Но он посчитал немедленное решительное нападение слишком рискованным. Вместо этого султан занял позиции на склоне холма Аль-Харруба, расположенного в шести милях (9,6 км) к юго-востоку и возвышающегося над равниной Акры. Втайне от латинян он сумел провести небольшой отряд в город — вероятнее всего, под покровом темноты, — чтобы усилить его оборону, также отряды были посланы к лагерю Ги, чтобы постоянно беспокоить христиан на горе Торон. Саладин предпочел придержать основные силы и дождаться подхода союзников. В этом случае такая осторожность, часто являвшаяся неотъемлемой чертой командования Саладина, была совершенно неуместной и показала, что Саладин неправильно оценил стратегическую обстановку. Был один решающий фактор, не позволявший Саладину выжидать, — море.

Когда Саладин в начале сентября подошел к Акре, город был окружен армией Ги и пизанскими кораблями. Но после Хаттина и падения Иерусалима представлялось практически неизбежным, что франкская осада этого порта станет центральной фокусной точкой мстительного гнева латинской Европы. Во время осады внутри страны силы короля легко можно было отрезать от снабжения и подкрепления, и осторожность Саладина имела бы смысл. В Акре Средиземное море являлось живой пульсирующей артерией, соединяющей Палестину с Западом, и, пока султан ожидал подхода своих армий, начали прибывать корабли с христианскими войсками. Они присоединялись к осаждавшим. Имад аль-Дин, тогда находившийся в лагере Саладина, позднее писал, что, глядя с берега, можно было видеть почти непрерывный поток франкских судов, прибывающих в Акру, и множество судов, бросивших якорь у берега. Это зрелище нервировало мусульман и в порту, и за его пределами, и, чтобы укрепить боевой дух, Саладин, вероятно, пустил слух, что латиняне на самом деле уводят свои корабли каждую ночь, а «когда светает… они возвращаются, как будто только что прибыли». В действительности же медлительность султана дала Ги де Лузиньяну отчаянно нужное ему время, чтобы собрать силы.[248]

Важное подкрепление прибыло около 10 сентября — флот из пятидесяти судов, везущий 12 тысяч фрисландских и датских крестоносцев, а также лошадей. Западные источники описывают их появление как момент спасения, поворотный пункт, после которого латиняне получили некоторые шансы на выживание. Среди вновь прибывших был Жак д’Авен, знаменитый воин из Эно (регион на современной границе между Францией и Бельгией). Уподобленный одним из историков «Александру, Гектору и Ахиллесу», опытный ветеран военного искусства и силовой политики, Жак был одним из первых западных рыцарей, принявших крест в ноябре 1187 года.

В сентябре крестоносцы продолжали прибывать, увеличивая ряды франкской армии. Среди них были представители высшей европейской аристократии. Филипп де Дрё, епископ Бове, и его брат Роберт[249] прибыли с севера Франции, так же как и Эврар, граф де Бриенн, и его брат Андре. К ним присоединился Людвиг III Тюрингский, один из самых могущественных аристократов Германии. К концу месяца даже Конрад Монферратский решил, очевидно по настоянию Людвига, прибыть на юг из Тира, чтобы принять участие в осаде. Он привел с собой тысячу рыцарей и 20 тысяч пехотинцев.[250]