Крестовые походы. Войны Средневековья за Святую землю

Историки утверждают, что в этот момент ход второй осады Антиохии и судьба всего Крестового похода была изменена одним драматическим событием. 14 июня небольшая группа франков, возглавляемая крестьянским провидцем Пьером Бартелеми, начала копать в базилике святого Петра. Бартелеми утверждал, что ему было видение Святого Андрея, который открыл местонахождение очень мощного духовного оружия: копья, пронзившего Христа на кресте. Один из крестоносцев, участвовавший в поисках святого копья, Раймунд Агилерский, писал: «Мы копали до самого вечера, и некоторые отказались от надежды отыскать Святое копье. <…> Но юный Пьер Бартелеми, видя, что рабочие устали, сбросил одежды и в одной только рубашке и босиком спрыгнул в яму. Он попросил нас помолиться Господу за возвращение Святого копья крестоносцам, чтобы тем самым дать силу и победу его людям. Наконец, в своем бесконечном милосердии, Господь явил нам Святое копье, и я, Раймунд, автор этой книги, поцеловал копье, как только оно показалось из земли. Какая великая радость и волнение наполнили город!»

Долгое время считалось, что находка этого маленького кусочка металла, который сочли реликвией Страсти Христовой, подняла моральный дух крестоносцев. Ее истолковали как неоспоримый знак поддержки Бога, обещание победы. Находка побудила крестоносцев снова взять в руки оружие и схлестнуться с Кербогой в открытом сражении. Другой франкский свидетель описывает влияние Святого копья следующим образом: «Итак, Пьер нашел копье, как и предсказывал, и все вынесли его с великой радостью и страхом, и по всему городу было ликование. С этого момента мы решили атаковать, и наши лидеры собрали совет».[47]

В действительности впечатление, создаваемое этим рассказом, — что моральный дух крестоносцев неожиданно восстановился, благодаря всплеску восторженной веры, и им тут же захотелось немедленно схватиться с врагом — глубокое заблуждение. Две недели отделяют находку копья от сражения с Кербогой.

«Открытие» Пьера Бартелеми, безусловно, имело некоторый эффект на моральный дух крестоносцев. Сегодня история его видений может показаться фантастичной, а утверждение, что он отыскал истинную реликвию, связанную с жизнью Христа, — жульничеством или нелепостью. Но для франков XI века, знакомых с идеями святых, реликвий и Божественного вмешательства, все, связанное с находкой Пьера, было истиной. Воспитанные в отлаженной системе веры, в которой Бог направлял свою силу через святые реликвии, франки не усомнились в аутентичности Святого копья. Среди лидеров крестоносцев только Адемар из Пюи вроде бы испытывал какие-то сомнения, да и те, скорее всего, были вызваны низким социальным статусом Пьера. Но, даже воспрянув духом, латиняне оставались парализованы страхом и неопределенностью всю вторую половину июня. Находка копья вовсе не стала катализатором процесса сопротивления и уж тем более не была поворотным моментом в судьбе Первого крестового похода.[48]

К 24 июня крестоносцы оказались на грани краха и отправили двух послов на переговоры с Кербогой. Историки имеют обыкновение принимать объяснение самих латинян, данное этому предприятию. Они назвали его упражнением в браваде. В действительности, скорее всего, это была безнадежная попытка договориться об условиях сдачи. Беспристрастный восточный христианский источник описывает, как «франкам угрожал голод, и они решили получить от Кербоги обещание амнистии при условии, что они отдадут ему город и удалятся в свою страну». В более поздней арабской хронике подтверждается эта версия, и говорится, что лидеры крестоносцев «написали Кербоге, попросив о безопасном проходе через его территорию, но он отказался, заявив: „Вам придется пробиваться с боем“.

После этого стало ясно, что шансов благополучно покинуть Антиохию нет. Осознав, что их единственная надежда — открытое сражение, и не важно, насколько мала возможность победы, латиняне начали готовиться к последней самоубийственной схватке. По словам одного из них, они решили, что лучше погибнуть в бою, чем стать жертвой голода и болезней».[49]

В те последние дни христиане делали все, что могли. Ритуальные шествия, исповеди, причастия — все это делалось для духовного очищения. А тем временем Боэмунд, теперь ставший главнокомандующим армией, приступил к составлению плана сражения. На бумаге положение франков было безнадежным. Они были в меньшинстве — крестоносцев теперь насчитывалось не более 20 тысяч, в том числе женщин и стариков. Элитная сила — конные рыцари — перестала быть таковой, лишившись боевых коней. Многие рыцари воевали верхом на вьючных животных или в пешем строю. Даже немецкий граф Харман из Диллингена, некогда гордый и очень богатый крестоносец, был вынужден ехать на осле, причем таком маленьком, что ноги графа волочились по земле. Боэмунду пришлось выработать стратегию, основанную на действиях пехотинцев, чтобы ударить по врагу с максимальной скоростью и силой.