Всем вам известно, как нашему королю угрожали пытками, а он, каким бы ослабевшим ни казался, не поддавался на уговоры принять позорные условия и заплатить выкуп за себя одного или лишь за часть армии. Я припоминаю, что на взвешивание ровно половины выкупа, которую мы были вынуждены заплатить вперед, ушло два дня. В конце Филипп Немурский похвастался королю, что мы обманули сарацинов на десять тысяч ливров. Король был настолько щепетилен в отношении данного им слова, что наверняка повелел бы все перевесить заново. Но я крепко наступил на ногу сеньору Филиппу и быстро сказал, что он просто пошутил. Король, все еще встревоженный, взял с сеньора Немурского честное слово, что вся положенная сумма будет заплачена полностью.
Таким образом, мы смогли отбыть из Египта – король и основная часть знати, выжившая после постигшей нас беды. Но сержанты, простые рыцари и простолюдины остались в плену ждать полной выплаты выкупа.
Когда мы пришли в Акру, король собрал своих сеньоров на совет – решить, что следует делать. Королева-мать писала о затруднениях, возникших в отношениях с Англией, и торопила его с возвращением во Францию. После поражения он был недостаточно силен, чтобы побеждать, и самое лучшее, что мог сделать, – перейти к обороне. Братья короля и вся остальная знать проголосовали за возвращение домой, заявив, что там, где они находились, бесполезно пытаться что-либо проводить в жизнь. Лишь я один просил короля остаться. Я сказал, что он мог быть полезен тому, что сохранилось от Божьего королевства, а пленников никогда не отпустят без его вмешательства. К тому времени мусульмане уже нарушили исполнение своей части соглашения.
За такой совет я был награжден злобными взглядами и бранью, поэтому не мог больше оставаться со всеми, а отошел к амбразуре и стал спиной к остальным, взявшись за решетку окна. Сзади ко мне кто-то приблизился и, наклонясь, возложил руки мне на голову.
– Не мешайте мне, Филипп! – сказал я, подумав, что то был Филипп Немурский. Но когда я нетерпеливо дернулся, его рука оказалась у меня перед глазами, и я увидел на ней королевский перстень. Тогда я замер на месте, а король произнес:
– Хочу спросить, почему такой юнец, как ты, осмелился дать мне совет вопреки мнению величайших и мудрейших людей Франции?
– Ваше величество, – отозвался я, – не мог я дать вам плохой совет.
– Иначе говоря, ты считаешь, что мне нельзя уезжать?
– Помоги мне Бог, да, считаю, – ответил я.
Тогда король спросил:
– Если я не поеду, ты тоже останешься?
Мы остались на четыре года, а когда уезжали, оставляли священное королевство лучше защищенным и в лучшем состоянии, чем оно было, когда мы там появились. Правда, бароны королевства просили короля не укреплять замок, которым они когда-то владели, дальше пяти лье в глубь страны. «Ведь мы никогда не сможем его снабжать, – говорили они, – учитывая, что мы контролируем не более одного ярда этой страны за пределами наших стен и кораблей».
Мы уехали через четыре полных года, исполнив наш долг и вернув пленников из Египта. С огромной радостью возвращался я в свой замок Жуанвиль, который оставил так давно, но нашел его в печальном состоянии. У моих бедных людей, обложенных сначала налогом на крестовый поход, а затем новым налогом на выкуп, затравленных не только чиновниками короля, но и чиновниками графа Шампанского, моего сюзерена, не было никого, кто встал бы на их сторону. В остальных частях королевства дела обстояли не лучше, и управление страной находилось в опасной близости от полного краха.
Все это король понял так же хорошо, как я, а все мы знаем, как он долгие годы заботился о благосостоянии своего народа. Он не часто вспоминал о крестовом походе, но именно в это время перестал носить алое платье и отделанную мехом одежду, как подобало сеньору его ранга. Я думаю, он никогда не забывал историю, рассказанную человеком, приехавшим в Дамаск покупать рога и клей для наших луков. На базаре он встретил старика, который с издевкой выкрикивал: «Когда-то давно я видел, как прокаженный король Балдуин Иерусалимский разбил Саладина, хотя за Балдуином было лишь три сотни человек против трех тысяч у Саладина. А теперь вы дошли то того, что вас можно брать голыми руками, как домашний скот». Несомненно, святой король держался не как подобало витязю Бога, и он винил себя, считая свои ошибки причиной гибели многих людей.
Со своей стороны, узнав, какая судьба была дарована величайшему королю и святейшему из всех живущих людей, я засомневаться, давал ли Бог благословение хоть одному крестовому походу. Кроме того, видя, как мы были нужны во Франции, пока отсутствовали, я подумал, что Бог хочет, чтобы я посвятил остаток моих дней поместью в Жуанвиле, куда он меня поставил править прежде всего.