Крестовый отец

– А если фальшивые? – Надзиратель не дал Сергею продолжить. – Не положено.

– А если нет?

– А сколько там?

– Штука.

– Что, иелая штука баксов?!

– Я тебе уже минуту талдычу, что максаю штуку баксов!

– Надо было сразу сказать, что целую штуку отваливаешь! – Теперь паренек в серой униформе приготовился очень внимательно слушать. Захлопывать дверь камеры и захлопывать для себя путь к зелени он уже точно не торопился.

– Нас никто не слышит из камерных, – перешел Шрам к основной части Марлезонского балета. – Мало ли че я у тебя цыганю, обычное дело. С твоей стороны тоже никто не услышит (на эти слова надзиратель отреагировал еще одним беглым осмотром коридора). Так что не ссы. Всего две минуты, и штука баксов твоя.

Вертухай снял фуражку, употребил ее за-место веера. Под головным убором светилась ранняя залысина. Парню-то от силы двадцать пять.

– Что нужно-то? – спросил он, сглотнув оросившую пасть жадную слюну.

– Не труды, а забавка. Я даю тебе приметы человека из ваших… – Сергей не подобран нужного слова и оставил так. – Ты говоришь, как его кличут, в какой смене скипидарит, когда в следующий раз заступает, за какие камеры отвечает.

Парень еще раз заслал косяки влево-вправо, еще раз обмахнулся фуражкой. Вертухайский мозг, находящийся под залысиной, сейчас как пить дать уподобился телевизору, что видел Шрам в салоне у «Техноложки», с двумя экранами, для любителей глазеть две программы одновременно. На одном из вертухайских экранов идет трансляция удовольствий, что получаешь на тысячу баксов, на другом гонят репортаж о последствиях неположенного трепа.

– Лады. – Экран с последствиями погас, не иначе, выбило предохранитель. – Давай.

Парень подставил ладонь под штуку баксов.

– Ты с нашим братом давно контачишь, человек ученый. – Сергей крутил денежный рулон в пальцах как коробок. – Догоняешь, что кидалово ни в какой форме не прокатит, ответку придется держать полную, никакая штука гринов не утешит. Если не знаешь, не уверен, туфту мне не проталкивай – лучше скажи, как есть. Получишь за беспокойство сотку. Из ни фига сотку наварить тоже не кисло.

– Я учту, – нетерпеливо перебил вертухай. – Ты говори, говори свои приметы.

«Э-э, – Сергей всмотрелся в эти глаза напротив, – да ты, милок, капусту любишь, как бабочка-капустница, до сладкой дрожи в коленях. Да ты, если надо, всю тюрягу обежишь, а сыщешь мне нужного человечка. Да ты и на большее из-за этих грязных бумажек подпишешься. Например, маршировать по кромке в противоположную сторону».

2

Отчего-то покеда зам забил болт на опеку неполюбившегося ему заключенного. Другие хитрожопые дела засосали или чрезвычайка какая отвлекла, гадал Шрам. Гадал по дороге в камеру, которую выбрал для себя сам, забашлял, и теперича его препровождают в новые прибамбаснутые апартаменты. Еще чуток, позволил Шрам своей фантазии раскрепоститься, и отбирать камеры начнем по каталогу, как бабь! – шмотки. Типа, не хочу с решеткой в клетку, а хочу с решеткой в ромбик. Представился Сергею карикатурного пошиба обритый тип в полосатой робе и с гирей на ноге, понтово раскинувшийся в кресле. За спинкой кресла почтительно дожидаются вертухаи. А «уголок» в «браслетиках» переворачивает листы шикарной полиграфии альбома «Углы», на которых рекламные виды хат с позирующими зеками, а рядом в столбик пропечатаны удобства, услуги, стоимость.

А чего тут смешного? С другой стороны? Все так уже и есть, разве каталог пока не отпечатан. Отель «Угловые Кресты» по сути уже вовсю существует для денежных людей, и цены на камеры исчисляются по-гостиничному «столько-то в сутки». Хочешь сам выбирать, а не упираться на случай – гони хрусты, парень.

Сергей не пожабился бы и на одиночку со всеми удобствами, и на двух-, трех-, четырехместную. Да не надо. Мало народа – облегчение работе следующего киллера. То же самое – когда народа пропасть, теснота и давка. Требовалось что-то среднее, где поостерегутся работать внагляк и где нетрудно за всеми уследить.

Сергей подобрал…

3

С бесконечной вязанки «эмтивишных» клипов, с негритянских скороговорок и полуголых девочек переключили на неунывающий и по ночам шестой канал. Телевизор казал хорошо – антенна выведена на крышу, снабжена усилителем.

Перед камерой распинался приглашенный в студию артист, знакомый обоим по презентациям и юбилеям. Из петербургских заправских и душевно оплачиваемых весельчаков. Балагура слушали вполуха.

– Тебе мою механическую бритву оставить?

– Ты б еще опаску предложил. Не шаришь, что это по понятиям значит?

– Не думал, что и бритва смыслом нагружается. Гляди, она у меня хоть и не новая, но еще надежная. Мне ее перед самым арестом коллеги презентовали.

– Вот то-то и оно.

Двое, что скучали сейчас перед «ящиком» и потягивали мадеру прошлогоднего урожая, давно уже не посещали презентации и юбилеи. Их с разницей в полгода выщелкнули из обоймы великосветских городских развлечений. Оба проиграли свои партии. Вернее, проигрывали, потому как последний, окончательный мат никому из них поставлен пока что не был.