Крестовый поход

— Крылья Смерти пополняют боезапас, господин адмирал пятого ранга! Через семь минут они снова стартуют!

Адмирал Панханаль одобрительно крякнул, хотя в глубине души понимал, что уже слишком поздно. Проклятые крошечные авианосцы отвлекли его, и он отозвал истребители от узла пространства именно тогда, когда оттуда стали появляться эскадренные авианосцы язычников. Пять из них было уничтожено, а остальные повреждены, но перед этим они катапультировали почти все свои истребители! Уцелевших же авианосцев язычникам хватит, чтобы пополнить боезапас всех своих истребителей, бесчинствующих сейчас в фиванском пространстве!

Он проиграл! Он не смог выполнить задачу, которую поставила перед ним Святая Мать-Земля! Горящими, полными ненависти глазами Панханаль смотрел вслед уходящим вдаль эскадренным авианосцам и прикрывавшим их с флангов линейным крейсерам. Он так увлекся этим зрелищем, что не заметил, что три сверхдредноута язычников навели свои ракеты на поврежденный «Чарльз П. Стедман».

Впервые за много-много часов Дэвиду Беренсону было почти нечего делать: иногда к нему поступали донесения об уничтожении очередного фиванского эсминца, иногда он сообщал Антонову о том, как идет охота за последними уцелевшими фиванскими кораблями, но в основном он просто сидел на мостике «Мастифа» и разглядывал звездную систему, на пути к которой землян подстерегало столько страшных испытаний.

За кормой остался пояс астероидов с искусственно расчищенной зоной возле узла пространства, где Антонов уничтожил последние фиванские тяжелые корабли.

С кривой усмешкой Беренсон подумал о том, что надо поздравить коммандера Тревейн! Ведь она почти идеально изобразила этот район на голографическом симуляторе.

Прямо по курсу сияло главное светило Фив, звезда GO, которая была немного ярче и горячее Солнца. Четвертую из ее планет назвал Фивами этот придурковатый сукин сын Сен-Жюст! Вторая звезда Фив — красный карлик — была сейчас почти в периастрии, но до нее оставалось более девятисот световых минут, и отсюда она казалась тусклой и бурой.

— Еще один доклад, господин адмирал! — Мендоса еще держался на ногах только потому, что у него в крови по-прежнему бурлил адреналин и он горстями ел стимулирующие таблетки. — Подтверждено уничтожение последнего самоходного ангара для истребителей!

Беренсон кивнул и еле слышно вздохнул. Фиванский военно-космический флот перестал существовать. ВКФ Земной Федерации теперь безраздельно господствовал в фиванском космическом пространстве. Существа, управляющие лежащей прямо по курсу планетой, оказались в безвыходном положении, и им придется капитулировать… Если, конечно, они знают, как это делается!

Мир, загнанный в угол

В небе над Фивами полыхали вспышки огня. Это гибли защищавшие планету орбитальные форты.

Иван Антонов не хотел, чтобы эти укрепления помешали ему осуществить те действия, которые он предпримет — или будет вынужден предпринять по приказу вышестоящих политических органов — по отношению к этой планете. Кроме того, он не хотел подводить свои уцелевшие тяжелые корабли на дальность действия вооружений, установленных на фортах и на планете, вокруг которой они вращались. Даже если укрепления в Фивах не были усилены по сравнению с тем временем, когда Ланту попал в опалу (а Антонов понимал, что надеяться на это по меньшей мере наивно), эта планета тем не менее являлась огромной крепостью, защищенной гигатоннами гранита, имеющей океаны воды для поглощения тепла от залпов бесчисленных батарей оружия. Поэтому Второй флот держался на почтительном расстоянии от Фив и расстреливал орбитальные форты стратегическими ракетами. На форты пикировали истребители, осыпая их легкими ракетами, чтобы усугубить разрушения. Некоторые из космических штурмовиков были сбиты, но на орбитальных фортах не было истребителей, которые могли бы дать машинам землян достойный отпор. Второй флот превратил огромные фиванские орбитальные кораблестроительные заводы в груды обломков.

Офицеры Антонова постоянно напоминали Виннифред Тревейн, что она не ошиблась и у фиванцев действительно было мало истребителей, но это служило слабым утешением. Когда от нее прямо зависели жизнь или смерть ее товарищей, она порой становилась нервной и нерешительной. Антонов часто думал, что эта глубоко спрятанная, но очень развитая способность к состраданию не позволила бы Тревейн принимать правильные решения в настоящем бою, но в области абстрактной логики, когда кровь не проливалась у нее на глазах, ее выводы почти всегда были безупречны. Это было одновременно ее достоинством и недостатком, и она отдавала себе в этом отчет. Однако на этот раз ошибочная оценка психологии фиванцев, не имевшей ничего общего с ее собственной, заставила Тревейн сделать вывод столь же ошибочный, сколь и логичный. Никто не винил ее в понесенных потерях, но сама она не могла себе этого простить.