Крестовый поход Махариуса

Одной из самых странных и сложных вещей в варп-путешествии было то, что ты никогда не знал, сколько оно продлится. Корабль странствовал в пузыре, отделенном от нормального течения времени в вышней Вселенной. Наручный хронометр и корабельные часы могли говорить, что ты пробыл там пару дней или недель, но когда ты достигал порта и сверялся с имперскими стандартными часами, то мог обнаружить, что прошли дни, месяцы или даже годы. Ходило немало историй о людях, которые исчезали на пару веков и возвращались ни на день не постаревшими.

— Кто знает? — сказал Иван. — И я это в буквальном смысле. Сомневаюсь, что даже нашему капитану и его питомцу-навигатору есть что ответить тебе.

Постепенно все улеглось, и голос Антона вновь стал нормальным. Казалось, мы свыкаемся умом с новым окружением.

Мы приготовились к путешествию.

Не знаю, как долго мы пробыли в том странном измерении, но почему-то время текло слишком долго. Дни как будто растягивались. В моих воспоминаниях появились непонятные пробелы. Снились тревожные сны. Когда мы не исполняли обязанности телохранителей, то убивали время, бродя по бесконечным коридорам корабля и болтая с членами команды. Они были напряжены, как это всегда случалось при пересечении варпа. Все они отлично знали, сколько всего могло пойти не так.

А затем случилось то, чего боится каждый звездный странник. Загорелось аварийное освещение. Корпус содрогнулся от сильной вибрации. Помещение наполнилось странными стенаниями. Я вскочил с койки, одновременно потянувшись за дробовиком.

— Что это, во имя Императора? — спросил Антон.

Он сел, накинул разгрузочный жилет и взял в руки оружие. Антон действовал инстинктивно, как и я, хотя все говорило о том, что здесь нам не с кем сражаться.

— Мне это не нравится, — произнес Иван.

Его чувства были мне понятны. Никому бы не понравилось услышать сирену на борту звездолета, особенно когда он находится в варпе.

— Правда? — сказал я. — И почему?

— Спать невозможно! — огрызнулся он, ковыряя пальцем в носу.

Корабль задрожал, как будто по нему заколотил град из огромных метеоритов.

— Плохо дело, — сказал Антон, крепко, до белизны пальцев, сжав рукоять снайперской винтовки.

Я кивнул. Похоже, каждый из нас вспоминал сейчас истории о кораблях, которые без вести исчезли во тьме меж звезд. Может, вскоре мы узнаем, какая участь их постигла.

Освещение мигнуло и на мгновение погасло. Во рту у меня пересохло, внутренности скрутило в тугой узел. В голову полезли неприятные мысли о том, что корабль без энергии — просто большой гроб. Воздух перестанет очищаться и рециркулировать, тепло перестанет прогонять холод космоса. Пустотные щиты перестанут защищать врагов. В каюте стало так темно, что я не видел даже собственной руки, не говоря уже о своих товарищах. Я подумал о могилах. Подумал о суднах, наполненных замерзшими трупами и плывущих в бесконечную пустоту. Подумал об исчезнувших кораблях-призраках, которые спустя многие тысячелетия находили потрясенные имперские исследователи. Я сделал глубокий вдох и велел себе не паниковать.

Это было непросто. Сердце гулко колотилось о ребра. Я закрыл глаза, хотя это никак не повлияло на мою способность видеть. Я осознавал, что каждый мой вдох может оказаться последним, и эта мысль вселяла в меня примитивный животный страх. Я приказал себе дышать, затем сделать еще один вдох и еще. Пока я буду это делать, то буду жить. Каждый вдох был маленькой победой над смертью.

— Лев, — позвал Антон. В его голосе чувствовался страх.

— Да? — сказал я, порадовавшись тому, что мой собственный голос звучал спокойно и уверенно.

— Ты вернешь мне те пять кредитов, что занял на Славе?

— Со следующего жалованья.

— Ну, что ж, придется подождать.

Корабль затрясло, словно улей во время землетрясения. Я ощутил, как сквозь тело проходит вибрация. Пол, казалось, ходил ходуном. Я приложился головой о твердую поверхность, и перед глазами заплясали звезды. По лбу потекло что-то влажное, скорее всего кровь. Я ухватился за спинку кровати, и мышцы руки натянулись до предела, пытаясь удержать меня на месте. Боль в не зажившей до конца ране усилилась вдвойне, и я с трудом подавил крик боли.

Вибрация усилилась. Подобного «Люкс Императорис» не выдерживал даже от ударов батарей планетарной обороны в системе Деметрия. Я услышал скрежет и лязг металла о металл и понял, что Иван отлетел в другой конец каюты.

От корпуса доносился пронзительный звон, как будто металл поддавался воздействию огромного напряжения, и дрожь корабля достигла пика. А затем вдруг воцарились безмолвие и неподвижность. Секунду я не слышал ничего, кроме звука собственного дыхания. Плохой знак. Последнее, что тебе хотелось бы услышать на звездолете, — тишина. Она может быть последним, что ты вообще услышишь в жизни.