Крестовый поход Махариуса

Поглазеть на марш собрались огромные толпы. Улицы были забиты людьми, они наблюдали за нами из каждого окна и балкона. Люди не радовались, но и не казались особо враждебными. Они не были подавлены. Им было интересно. Мы стали новыми властителями их мира. Я подозревал, что хуже их прежних хозяев мы стать уже не сможем, даже если бы были орками-людоедами. Жители были настолько запуганными, они так привыкли к плети, что ожидали от нас ее ударов и даже не собирались возражать.

Железоградцы казались самыми обычными жителями улья: с нездоровыми лицами, худые, изможденные бесконечными часами работы. С таким же успехом они могли свалиться сюда из моего родного мира. Эти люди вызывали у меня странную ностальгию, и, наверное, остальные чувствовали себя точно так же.

В выси парили светосферы. Мы миновали мерцающие знаки, которые понукали нас поклоняться Ангелу и уверовать в его могущество. Техножрецы пока не успели провести их ритуальное освящение. Жрецы с горящими головами и изображения ангела с пламенными крыльями тревожили меня. Я думал о странных силах, которые они воплощали, и мне казалось маловероятным, что в них есть что-то святое. Ангел внушал трепет и страх в равной мере. Жрецы же вызывали страх и желание убить их, как только представится такая возможность. Наверное, в городе их еще оставалось немало, и я очень сомневался, что они сдадутся без боя, что бы ни говорили губернатор и его придворная знать.

Наконец длительный марш закончился в глубинах улья. Мы подступили к новому дому в жилых строениях факторума, которые реквизировал для нас Комиссариат. Комнаты в массивных зданиях были большими и с высокими потолками. Они не казались переполненными, даже когда в них размещалась рота солдат. Отовсюду, с карниза каждого дома, с фресок на каждом потолке на нас смотрели зловещие ангелы с огненными крыльями. Образ воспроизводился и отображался в промышленных масштабах, возможных только в мирах-ульях. Средоточие местной религии взирало из каждого алькова, с каждого стола, с каждой стены. Кто-то даже подпер дверь комнаты, в которой мы расположились на ночлег, небольшой металлической статуей.

— Могло быть и хуже, — сказал Антон, когда мы вошли и оглядели громадный зал с сотнями кроватей, возле каждой из которых стояло по небольшому сундучку.

Я знал, о чем он думает. Комната напомнила ему гильдейские спальни на Велиале. Внутри суетились сотни людей, они лежали на кроватях, раскладывали пожитки, оспаривали лучшие места. Я никого из них не знал. Все они были такими же, как мы, — выжившими после гибели своих подразделений, ожидающими направления или переформирования в новые роты. Возможно, некоторые из них скоро станут нашими товарищами.

«Сколько раз я уже это делал?» — вдруг задумался я.

Сколько раз я складывал вещи в новой комнате, новой палатке или сундучке в новой казарме, оглядывался на Ивана и Антона и предупреждал их, что пусть считают себя покойниками, если притронутся к моему добру? Сколько раз я видел, как Антон расцветает идиотской улыбкой, а Иван весело присвистывает, показывая, что я несу полную чушь? Думаю, слишком много, чтобы упомнить все.

Это часть солдатских будней — постоянно разбивать лагерь и двигаться дальше, оставлять за собой комнаты, дома, города и миры. Оставлять похороненных друзей и потерянных любимых. Быть солдатом в 41-м тысячелетии означает быть крошечным атомом жизни, который постоянно движется и не познает покоя, пока твое тело не сожгут или не зароют в сырую землю.

— Говорят, местные зовут улей Городом Ангела, — сказал Антон.

Он бросил рюкзак и рылся в нем, ища пропагандистский роман. Остальные его пожитки грязной грудой росли на полу. Мундир упал поверх рубашки. Фляга с тихим стуком покатилась к ботинкам и нагрудным знакам.

— Интересно, почему? — кисло спросил я.

Иван присвистнул, медленно понижая тон:

— Может быть, потому, что над этим местом маячит огромный чертов железный ангел, а его статуи торчат на каждом углу?

Он засунул вещи под кровать и теперь просто сидел, иногда прикладываясь к фляге. Интересно, сколько в ней осталось. Ивану явно не хватит надолго, а охладителя, который можно было бы перегнать в жуткое пойло, в ближайшее время нам не видать.

Антон достал карту и развернул ее, словно в ней могла оказаться его книжечка. Несмотря на засаленность, я тут же узнал ее. Это была старая имперская разведкарта третьей зоны Юрасика Прим. Те земли мы усеяли трупами еретиков, и бурые пятна на карте могли быть следами их крови. Меня вдруг пронзило яркое воспоминание о зеленых джунглях и тропических островах. Я вспомнил встроенный в утесы ДОТ и «Неукротимого», который, паля из всех стволов, несся по прибережным волнам.

— Я случайно не давал книгу тебе, Лев? — спросил Антон.

— На кой черт мне она сдалась? — сказал я. — Я читал ее столько же раз, сколько и ты.