Крестовый поход Махариуса

Старуха с трудом приподнялась на локте и, моргая, взглянула на нас. Ее дыхание было хриплым и натужным. Похоже, у нее были мокроты в легких. В голове у меня засела мысль, что ей и так недолго осталось. Было бы милосердием избавить ее от страданий.

— Вы, ребята, очень храбрые, — сказала она, — раз прогнали тех грабителей.

Значит, Чилтерн не рассказал ей, кем были «грабители» и почему они на него напали. Он посмотрел на нас с просьбой в глазах, безмолвно умоляя молчать. Старик хотел, чтобы она скончалась спокойно. Я незаметно кивнул. Он выглядел до жалкого благодарным. В тот момент я возненавидел Чилтерна за то, что он такой слабый, и добрый, и заботливый.

Чилтерн прошел в угол, где располагались раковина и древняя плита. На тарелке лежали маленькая буханка хлеба и пачка протеиновой пасты. Еще там была небольшая щербатая кружка. Он взял хлеб с пастой, сложил вместе и протянул Антону. На мгновение мне стало страшно, что сейчас он попытается вышибить этим старику мозги. Чилтерн возвратился за кружкой. В ней плескался мутный холодный чай.

— Этого мало, но больше у нас ничего нет, — произнес он.

На лице Антона появилась жуткая ухмылка. Он кивал и подмигивал мне. Я понял, что теперь перспектива тащить стариков к шахте лифта и сбрасывать их вниз вызывала у него замешательство. Антон не мог заставить себя это сделать. Он хотел, чтобы я взял все на себя.

— Зачем вы пришли, ребята? — спросил Чилтерн. Видимо, ситуация начала казаться ему странной. В его голос закрались нотки тревоги. — Вы ведь не попали в беду?

Мне захотелось спросить: «А если и так, старик, что ты сделаешь?» Но вместо этого я сказал:

— Просто хотели убедиться, что с вами все хорошо. — Меня удивило, как легко далась мне эта ложь. Так или иначе, решение было принято. Хладнокровный маленький монстр, что придумал этот план, вот-вот выйдет из теней.

— Да, все так, — сказал Антон. — Мы пришли, чтобы принести вам еды. — Он достал из кармана мятый бумажный пакет с конфетами и попытался впихнуть его старику, который стал отпираться.

— Вы очень добры, ребята, — сказала старуха. — Но нам ничего не надо, да, Альберт?

Старик закивал. Мы простояли в неловком молчании еще несколько мгновений, а затем я сказал:

— Тогда всего хорошего, нам пора.

— Заходите в любое время, ребята, — одновременно ответили они и засмеялись.

Я знал, что в следующий раз в дверь постучим уже не мы. Старик Чилтерн тоже это знал. Может быть, он даже понимал, зачем мы пришли на самом деле. Когда мы вышли за порог, он произнес:

— Спасибо вам, ребята, за все.

Если только мне это не померещилось.

— Доброй ночи, гражданин, — отозвался я.

— Могло пройти и лучше, — сказал Антон, когда мы вновь оказались под мерцающим газовым светом в коридоре.

— Нет, не могло, — произнес я. — Все прошло отлично.

— У тебя есть план?

— Иди домой, собирай вещи, — сказал я. — Завтра идем в вербовочный пункт.

Антон протяжно ухнул. Он выглядел таким довольным, словно я пообещал ему вечер в грошовом театре, а затем посещение Борделя мамаши Крейвен. Он радостно бросился прочь, даже не попрощавшись.

Я отправился домой. Меня не покидало подозрение, что все пройдет не столь гладко. В Кузничном рынке по-другому не бывало.

Когда я вернулся, отца дома не было. Скорее всего, ушел в запой. Это был его обычный ответ на сложности. Отчасти меня это опечалило — мне уже не представится возможности попрощаться с ним, прежде чем уйти навсегда. Он был моей единственной родней. Моим отцом, что бы он ни вытворял. Но все же я обрадовался, поскольку его отсутствие упрощало мне задачу. Я нашел ключ, спрятанный под креслом. Прошел к съемной пласкритной плитке в полу и поднял ее. К моему облегчению, коробочка оказалась там, где отец оставил ее. Я открыл ее ключом и достал содержимое, замотанное в защитную промасленную ткань.

Я медленно и осторожно размотал ее, как делал это он, когда я был совсем маленьким, а он думал, что я сплю. Это был старый лазпистолет, оружие, которое отец носил в свою бытность в банде. Металл в ладони показался мне тяжелым и холодным, как сама смерть. Пальцы сжались на рукояти, и я поднял оружие на уровень глаз и прицелился вдоль корпуса, как дети, когда играют на улице в орков и гвардейцев. С лазпистолетом я почувствовал себя сильным и в то же время уязвимым и безумным — словно я не властен над собой, когда держу его в руках, и способен выкинуть нечто безумное, как убийцы, устраивавшие бойни в трущобах подулья.

От ощущения спускового крючка под пальцем мое сердце забилось быстрее, а дыхание участилось. Я представил, как беру Маленького Тоби или одного из его щербатых костоломов на прицел и сжигаю на месте.