Крестовый поход в Европу

В 1941 году была усилена и авиация, и в день нападения Японии там было 35 современных бомбардировщика Б-17. Имелись там также 220 истребителей различных типов, но не все они были в боевой готовности. Генерал Маршалл знал, что по этим воздушным силам был нанесен удар и что они понесли тяжелые потери в ходе начальной фазы нападения, но он еще не получил точных данных.

Было известно относительно нехватки важнейших предметов боевого обеспечения, но что касается продовольствия и боеприпасов, то, как полагали, с ними не будет особых трудностей при условии, если будет время доставить их туда, где в них испытывают острую нужду.

10 декабря японские бомбардировщики нанесли тяжелые повреждения портовым сооружениям и складам военно-морской базы в Кавите, недалеко от Манилы. Часть небольшой оперативной группы, входившей в состав Азиатского флота, который базировался в манильской гавани, состояла в основном из дивизионов подводных лодок. Крупнейшим кораблем Азиатского флота был тяжелый крейсер «Хьюстон», находившийся в Илоило. Против мощного противника эти силы не могли устоять долгое время. А все указывало на то, что японцы намеревались как можно быстрее захватить Филиппины, и для нас весь вопрос теперь заключался в том, какие меры нам необходимо предпринять.

Генералу Маршаллу потребовалось, вероятно, около двадцати минут, чтобы нарисовать эту картину, а затем он внезапно спросил: "Каков должен быть наш общий курс действий?" Я подумал минутку и, надеясь, что сохраняю бесстрастное выражение лица, ответил: "Дайте мне несколько часов". "Хорошо", — сказал он и отпустил меня.

Характерно, что он даже не намекнул на один из наиболее важных факторов в этой проблеме: психологическое воздействие филиппинского сражения на американский народ и народы стран бассейна Тихого океана. Он отчетливо понимал, что, если человек не способен учесть это соображение, ему нечего носить звезду бригадного генерала.

С этой новой проблемой я направился в свой кабинет, выделенный мне в управлении, известном тогда как управление военного планирования, которое возглавлял мой старый приятель бригадный генерал Леонард Джероу. Было очевидно, что мой ответ должен быть неоспоримым и быстрым, если я хочу завоевать доверие Маршалла и доказать свою полезность в военном министерстве. В этом мне помог мой старый опыт.

Вскоре после Первой мировой войны я в течение трех лет служил под началом одного из самых опытных военных людей генерал-майора Фокса Коннера. Одной из тем, которой он чаще всего касался в беседах со мной, было союзное командование, его трудности и проблемы. Другой его темой был генерал Джордж Маршалл. Генерал Коннер обычно говорил мне: "Мы не сможем избежать другой большой войны. Когда мы вступим в эту войну, мы будем в ней участвовать с союзниками. Придется выработать систему единого командования союзными войсками. Мы не должны согласиться с концепцией «координации», в соответствии с которой был вынужден работать Фош. Мы должны настаивать на личной ответственности за руководство военными действиями. Лидерам придется научиться преодолевать националистические соображения в ходе осуществления кампаний. Единственный человек, который может это сделать, — это Маршалл: он близок к гениальности".

Вспомнив об этом, я решил, что мой ответ должен быть кратким, выразительным и основанным на доводах, в которые я искренне верил. Никакое красноречие или блестяще сформулированные общие рассуждения не произведут впечатления на того, кого Фокс Коннер готов был причислить к гениям.

Вопрос, поставленный передо мной, отличался исключительной сложностью, а мои знания для подхода к нему были, вероятно, эквивалентны знаниям среднего трудолюбивого армейского офицера. Конечно, я прошел военный курс в системе обучения офицеров армии, а вскоре после окончания военного колледжа в 1928 году работал в качестве специального помощника в аппарате помощника военного министра, где мои служебные обязанности быстро расширились до того, что мне приходилось выполнять секретную работу для начальника штаба армии.