Крестовый поход восвояси

— А ты поройся, поройся в памяти. В ваших английских сказках подобные ситуации кругом и рядом случаются.

— Там фейри в монастыри не таскают. А если вдруг оно оказывается на освященной земле и приобретает свой изначальный облик, ему всегда удается сбежать. А тут ее запечатали под кресты, и вся любовь. Может, от нее родственники потому и отказались.

Лис вздохнул, махнул рукой и, отпустив еще пару крепких словечек по поводу вырождения истинной магии, поудобнее уселся на длинную резную скамью.

— Ладно, Ансельм, не журися, бывают в жизни огорчения. Давай вот что, я там в спальне мандолину видел, тащи-ка ее сюда. — Он печально вздохнул, глядя на подменыша, корчащего рожи в своей клетке. — Ну шо ты дергаешься? Сядь, успокойся. Небось не жрала ничего эти дни. — Фейри удивленно опустилась на пол клетки и уставилась глазами-плошками на Венедина, склонив голову набок. — Вальдар, — попросил Лис, — ты ближе к двери, крикни слугам, чтобы притащили из кухни что-нибудь пожевать этому звероку.

Из круглых глаз подменыша на зеленовато-бурую шерсть, покрывающую щеку, скатилась слезинка.

— Эх, болезное, если б ты только знало, сколько у нас из-за тебя проблем.

Вернувшийся из спальни Ансельм, склоняясь в почтительном поклоне, подал мандолину учителю.

— Спасибо, — кивнул Венедин, принимаясь трогать пальцами струны и подкручивать колки, настраивая инструмент. — Хорошо звучит. — Он перевел взгляд с мандолины на стоявшего в ожидании дальнейших указаний юношу. — Слушай, Ансельм, открой-ка ты эту клетку.

— Что? — переспросил прилежный ученик, словно боясь, что ослышался указаний учителя.

— Выпусти животину. Какой смысл ее под замком держать?

— Но ведь убежит же, — недоумевающе начал юноша.

— Куда? Зачем? А и убежит, невелика потеря.

— Слушаюсь, о великий. — Покорный воле учителя, Ансельм, опасливо косясь на фейри, принялся отпирать хитроумные запоры. Та недоверчиво поглядела на открытую дверцу, потрогала ее лапами, словно желая убедиться, что выход свободен, и неспешно бочком выползла наружу. Из кухни расторопные слуги приволокли блюдо, уставленное яствами, может быть, менее изысканными, чем в императорских покоях, но уж во всяком случае, вполне калорийными.

— Угощайся. — Лис указал замершей в недоумении фейри на блюдо. Та стремглав бросилась к еде и, не обращая внимания на присутствующих, обеими руками-лапами начала запихивать ее в рот.

Лис снова тронул струны мандолины.

Луч солнца золотого, —

запел он, —

Тьмы скрыла пелена,
И между нами снова
Вдруг выросла стена.

Заслышав песню, нелюдь прервала трапезу и неслышно, чтобы не нарушать течение музыки, приблизившись к Лису, устроилась у его ног.

Петь птицы перестали, —

продолжал Венедин, —

Свет звезд коснулся крыш.
В час грусти и печали
Ты голос мой услышь.

Фейри всхлипнула и тяжко вздохнула.

Ночь пройдет, наступит утро ясное,
Знаю, счастье нас с тобой ждет,
Ночь пройдет, пройдет пора ненастная,
Солнце взойдет. А-а-а… Солнце взойдет!

— Кх… — раздалось в углу под скамьей, едва смолк последний аккорд баллады бременского трубадура. — Вы позволите?

Удивленный Лис наклонил голову и уставился под лавку.

— Эй, чего это вы там делаете? А ну вылазьте!

— О-о-о! — Ансельм замер в благоговейном изумлении, поражаясь столь удивительной демонстрации магической мощи. Из-под скамьи один за другим выкатились три явных представителя семейства фейри, хотя, кажется, выглядящих несколько моложе имевшегося у нас экземпляра.

— Шо, орлы, за бабулей пришкандыбали? — без малейшего удивления спросил Лис, словно только и ждавший появления мохнатых гостей.

— Простите нас, ваше могущество, мы не хотели. Мы были вынуждены… Мы вынуждены были сделать это… Такое сильное заклятие, — наперебой залепетали гости.

— Стоп! Все заткнулись! Ты — говори, — скомандовал Лис, указывая на грудь ближайшего пришельца.

— О мой господин! — Фейри, облеченный высоким доверием, состроил лицо унылое, словно портрет Бармалея в животе у крокодила. — Простите нас ради того, что для вас свято. Не по своей воле мы совершили эту подмену.

— Ага, не корысти ради, а токмо волею пославшей меня жены, — хмыкнул Венедин. — Слышали мы уже такую песню.