Крестовый поход

Венерио улыбнулся. Они клюнули, это было видно по лицам, по тому, как звучали их голоса. Даже Гвидо теперь напряженно слушал.

Он поднял кубок.

— Достойные сеньоры, нам предстоит перевернуть мир.

2

Генуэзский квартал, Акра 13 января 1276 года от Р.Х.

— Марко, скажи, куда ты собрался?

— Отпусти меня, Лука, — пробормотал Марко, пытаясь вырваться.

— Скажи, Марко!

За ветхой мешковиной, закрывающей проход в соседнюю комнату, раздался глухой кашель. Затем дрожащий голос произнес:

— Марко, это ты?

— Да, мама, — крикнул Марко, продолжая вырываться.

— Где ты был?

— Работал, мама.

Из соседней комнаты донесся облеченный вздох.

— Ты хороший, Марко… — Мать не успела закончить фразу, сраженная приступом острого кашля.

Братья поморщились. Лука глянул на мешковину расширенными от страха карими глазами.

— Иди, дай ей воды, — шепотом приказал Марко.

Лука не успел никуда пойти, потому что кашель сменило ровное прерывистое дыхание. Он посмотрел на брата.

— Я скажу отцу.

Марко решительно вырвался из захвата мальчика и тихо произнес, прищурившись:

— Скажи. Только он всегда пьяный и слушать тебя не станет.

— Ты снова взялся служить Склаво, да? — прошептал Лука. — Но ведь ты обещал. Обещал.

— А что мне еще делать? — уныло отозвался Марко. — Генуэзцу. Ты же знаешь, как к нам относятся в этом городе. Здесь правят венецианцы и пизанцы. А мы никто. Склаво единственный, кто давал мне заработать.

— Отец сказал, что мы переедем в Тир. Он будет работать, и мы снова заживем хорошо.

— Он говорит так все время, — буркнул Марко. — Что толку.

— Может, толк и будет. Кто знает.

— Неужели ты ему все еще веришь? — Марко с трудом сдерживался, стараясь не повышать голос. — С тех пор как отец совсем разорился, ему на все наплевать.

— Но была война.

— Помалкивай, если не знаешь, — резко оборвал брата Марко. — Когда закончилась война за монастырь Святого Саввы, мне было шесть. Я все помню. Тогда многие уходили в Тир. Отец тоже мог бросить здесь свою пекарню и там завести дело. Но он остался. Не примирился, что венецианцы взяли верх. Слишком он у нас гордый и… упрямый. — Глаза Марко блеснули. — Я видел, как пустел квартал, и некому стало покупать у нас хлеб. Отец даже махнул рукой, когда растаскивали наше зерно.

— Может, теперь станет лучше, раз люди стали возвращаться? — робко проговорил Лука. Он впервые видел на лице брата такое страдание.

— Наверное, лет через пять они смогут восстановить то, что здесь имели. Но не отец. Его вообще дела больше не заботят. Только вино и шлюхи!

Лука зажал ладонями уши. Ему было невыносимо слушать такое. Марко схватил брата за руку и потащил к окну, подальше от комнаты, где спала их больная мать.

— Отец сдал почти весь наш дом в аренду. Куда, ты думаешь, уходят деньги? — Он требовательно посмотрел на брата. — На таверны! Так что нечего на него надеяться, Лука. Теперь только я могу позаботиться о тебе и матери.

— Склаво плохой человек, — всхлипнул мальчик. — Я помню, когда ты приходил от него, у тебя на одежде была кровь. И я вижу, как на тебя смотрят люди. Они тебя боятся. Говорят, что ты занимаешься плохими делами.

— А что мне еще делать, Лука? Кто накормит тебя и купит маме целебные снадобья? — Марко захватил ладонями подбородок брата, облизнул большой палец и вытер пятно с его щеки. — Но сейчас это будет в последний раз. Обещаю.

— Ты говорил так и раньше.

— На этот раз все будет по-другому. Склаво заплатит мне много денег, нам хватит их до конца года. А я поищу работу на верфях или еще где.

Лука посмотрел на тускло поблескивающий на столе кинжал брата.

— Склаво приказал тебе кого-то убить?

Лицо Марко напряглось.

— Если я не принесу в дом денег, мама не переживет зиму. Поэтому молчи, Лука. Никому ни слова. Ради мамы. Хорошо?

Лука слабо кивнул, и Марко заставил себя улыбнуться. Он подхватил заплечный мешок, сунул туда кинжал, между грубым одеялом и куском черствого хлеба.

— Ты надолго уходишь? — спросил Лука, наблюдая, как брат завязывает на мешке узел. За окном дул пахнущий дождем пронизывающий ветер. — А если маме станет хуже?

Марко быстро взглянул на брата:

— Я буду на пристани. Ждать, когда придет корабль. Не знаю сколько. Может, дня два-три, может, дольше. Было сказано, что он пристанет скоро.

— Чей корабль?

— Где стоит мамино целебное зелье, ты знаешь. Дашь ей, если станет хуже. — Марко подошел к брату. — Скажи, что я работаю. Отцу тоже, если спросит. — Он на короткое время прижал мальчика к себе, затем забросил мешок за спину и вышел.

Лука прокрался в комнату матери. Там на соломенном матраце она лежала, прикрытая до лица старым одеялом, хрупкая, похожая на раненую птицу. Он присел, потрогал лоб, который был не слишком горячий и не слишком холодный. Затем поцеловал мать в щеку, нежную как пергамент, и вышел из дома, тихо прикрыв за собой дверь.

Темпл, Акра 17 января 1276 года от Р.Х.