Крестовый поход

Сквозь туман Калавун увидел сгорбившуюся на подоконнике маленькую коричневую обезьянку. Она дрожала мелкой дрожью, расширив в ужасе янтарные глаза. И пронзительно кричала. Евнух попытался ее достать, но обезьянка прыгнула на оконную решетку и повисла на ней с несчастным видом. Блуждающий взгляд Калавуна наткнулся на поднос на столике в изголовье кровати, тарелку с недоеденным рисом и пустую чашу. Казалось, поднос поспешно оттолкнули в сторону. Чаша лежала опрокинутая на кучке сухого желтого риса. Евнух продолжал ловить обезьянку. Калавун резко опустил Айшу на постель и встал.

— Кто принес ей еду? — Его голос потонул в шуме. — Кто? — рявкнул он, и все затихли. — Я спросил, кто принес ей это?

— Слуга, — ответила Низам, — перед намазом. Айша попросила ее не беспокоить. Сказала, что хочет побыть одна. Служанка пришла убрать посуду и нашла ее на полу.

— Она захотела полежать, — добавила Фатима, избегая свирепого взгляда Калавуна. — Сказала, что ей нездоровится.

— Это было до еды или после?

Низам нахмурилась:

— Я не поняла, ты что…

— Отвечай! — рявкнул Калавун, заставив ее вздрогнуть и отступить назад. — Она пожаловалась на нездоровье до или после еды?

— До еды, — ответила Фатима.

— Найдите мне евнуха, который принес еду. Я хочу его видеть. — Он повернулся к лекарю: — А ты проверь, нет ли здесь яда.

— Какой яд? — удивилась Низам. — Когда я вошла, эта тварь, — она показала на обезьянку, — вовсю уплетала рис. Как видишь, она жива.

— А питье? — Калавун схватил пустую чашу; понюхал и передал лекарю: — Проверь, быстро.

— Мой эмир, это будет трудно. Чаша пустая.

Калавун его не слушал. Он проталкивался на выход. Заполнившие дверной проход женщины в страхе отбегали прочь. Оказавшись во дворе, Калавун побежал к главному дворцовому зданию. По мере приближения подозрение перерастало в уверенность и горе замещалось убийственным гневом. Спустившись в помещения для слуг, он нашел Хадира в его закутке. Прорицатель спал, свернувшись на грязной циновке. Калавун разбудил его пинком, поднял на ноги и прижал к стене.

— Что ты с ней сделал?

Хадир визгливо закричал, выпучив белесые глаза, взмахивая костлявыми руками, безуспешно пытаясь оттолкнуть могучего Калавуна. Слуга в коридоре, услышав возню, заглянул в кладовую и ринулся прочь. Взгляд Калавуна остановился на деревянной полке с диковинными предметами и склянками с разноцветными порошками. Грубо толкнув Хадира на пол, он присел и принялся срывать с них матерчатые крышки. Под вопли Хадира подносил каждую склянку к носу, затем отбрасывал в сторону, рассыпая порошки по циновкам. Следом Калавун принялся крушить остальные предметы на полке, давя черепа неведомых существ, разбрасывая стеклянные бусинки. Хадир бросился защищать свои сокровища, и Калавун прижал старика прорицателя к полу, сомкнув руки на его тощей шее.

В коридоре стало шумно, но Калавун ничего не слышал. Он продолжал исступленно душить Хадира. Прорицатель задыхался, его лицо стало лиловым, глаза вылезли из орбит. Неожиданно сильная рука сжала руку эмира.

— Довольно, Калавун.

Сзади стоял Бейбарс.

— Он убил ее! — крикнул Калавун, отпуская Хадира. — Он убил мою дочь!

— Мне сказали, что она подавилась едой, — ответил Бейбарс.

Калавун мотнул головой:

— Какой там едой! Это он мне мстит за то, что я раскрыл его предательство. Хадир был ассасином, Бейбарс. Он знает, как готовить яды. Это он.

Прорицатель дергался на полу, давясь рвотой.

— За это он свое получит, — твердо произнес султан.

— Нужно проверить еду и чашу, из которой она пила. Досконально.

— Проверят. Но даже если яд найдут, я не поверю, что это он. Скорее всего кто-нибудь из гарема. Айша была первой женой моего сына, наследника трона. А женщины жаждут власти не менее, чем мужчины, и в ее достижении порой даже более жестоки. Это не первое убийство в стенах гарема.

Плечи Калавуна затряслись, из горла вырвался хриплый звук, похожий на стон. Бейбарс его обнял, бормоча:

— Я очень сожалею, мой друг. И скорблю. Мы сегодня оба потеряли дочь. Весь Египет и Сирия будут скорбеть по ней.

Последние слова султана как будто разрушили дамбу внутри Калавуна, и горе вырвалось наружу. А скорчившийся у стены Хадир злобно наслаждался натужными рыданиями эмира.

Нетвердо ступая, Барака-хан вышел в ночь, минуя стражников. Горячий пыльный ветер быстро высушил пот на лице. Он продолжать видеть перед собой Айшу, неподвижно лежащую на постели. Искаженное белое лицо, ужасный язык, высунутый между зубами. Барака остановился у пальмы, прижал ладони к твердой шероховатой коре. Согнулся, и его вырвало. Затем он медленно выпрямился, вытер повлажневшие от натуги глаза и пошел. Очистившись, Барака почувствовал себя лучше.

20

Улица Святой Анны, Акра 27 мая 1276 года от Р.Х.

— Так найди кого-нибудь, кто знает, где он. Тогда получишь обещанные деньги.