Креветка

И пациент его продолжал плавать, действительно чувствуя в этом что-то родное: он мог часами лежать на волнах и наблюдать подводную жизнь — и никогда не ощущал ни скуки, ни одиночества. Медленный мир океана заполнял теперь и его сны; даже если во сне всплывало какое-нибудь лицо, оно быстро превращалось в актинию или в морскую звезду среди знакомых кораллов. Он совершенно перестал интересоваться, что происходит сего бизнесом, зато обнаружил, что на него реагируют рыбы. Нет, они, конечно, и раньше реагировали, ловко уворачиваясь от его рук. Но теперь он открыл, что, если тихонько шевелить пальцами в определённом ритме, рыбы плывут обратно, прямо к нему, а некоторые даже тыкаются мордами в пальцы.

Вскоре после этого открытия он поймал первую из них. Даже не думал, что сможет это сделать, движение вышло как-то само собой: медленно шевеля пальцами правой руки, он подманил к себе полуметровую рыбу-попугая, а потом сделал резкий выпад левой ладонью — так, что большой палец вошёл рыбе под жабры, — и крепко схватил её.

Он так удивился своему успеху, что тут же отпустил попугая. Но утром следующего дня поймал тем же способом ещё три крупные рыбины, названия которых даже не знал, и принёс в лабораторию, как раз к очередной процедуре с креветкой. Доктор Орэрэ поцокал языком и поручил своей аспирантке изжарить улов по старинному маорийскому рецепту — на камнях, раскалённых газовой горелкой. А пациенту на всякий случай сообщил, что рыбу ловить без лицензии нельзя, мы же не цыгане, хотя… если попадётся снова вот такая, с розовой полосой, то лучше брать именно её, она вкуснее всех, и кстати, у мурен мясо тоже очень нежное, надо только остерегаться их зубов… Через несколько дней пациент поймал мурену.

У него почти не осталось седых волос. И после той истории, когда волосы выпали, а потом стали расти опять, он почти не задумывался, как влияет на него процедура обновления нейронов, — словно тот страх, развенчанный новыми волосами, без боя уступил место полной беспечности. Мысль о побочных эффектах вернулась лишь однажды, когда, вытащив из воды очередную рыбину, он вдруг почувствовал странное желание облизать её слизь. Но желание было сильнее тревоги, а когда он облизал рыбу, то испытал такое удовольствие, что всяким лишним мыслям уже не оставалось места в голове.

* * *

На этот раз доктору Орэрэ дали нормальную гостевую визу на полгода. Все обвинения против него были сняты. Поэтому, увидав на входе в «Тейт Модерн» быковатого Робби, доктор не удержался: поднял ладонь к голове и изобразил старинное военное приветствие, которое видел однажды в кино. В глазах охранника галереи вспыхнул злобный огонёк узнавания, но он тут же отступил и демонстративно отвернулся.

А перед доктором снова был Турбинный Холл, набитый людьми, как витрина рыбной лавки — сардинами. Однако теперь выступать должен был он сам. Доктор Орэрэ взошёл на трибуну, поприветствовал собравшихся и рассказал, зачем их пригласили сегодня в это огромное помещение. Он понимал, что все ждут выступления другого человека, и старался говорить покороче, только самое главное. Новая технология управляемого нейрогенеза позволяет… первый случай полного и успешного… при сохранении всех когнитивных… может обеспечить значительно более долгую… ну и, собственно, встречайте виновника торжества, получите доказательство из первых рук.

Пока его пациент шёл к трибуне, доктор отметил, что не только причёска, но и походка пациента изменилась с тех пор, как они впервые встретились в том шотландском замке у водопада. Тогда он передвигался чересчур импульсивно, словно встревоженный кузнечик.

Теперь по залу шёл немного уставший, но спокойный танцор. Он поднялся на трибуну, оглядел публику и сказал:

— Вечная жизнь… У вас нет воды?

Ему тут же подали воду. Он внимательно посмотрел в стакан сверху вниз, точно в микроскоп. Потом налил воды в подставленную лодочкой ладонь, плеснул себе в лицо — и произнёс странную певучую фразу, которую не понял ни один человек в зале. Не понял её и доктор Орэрэ, но он хотя бы узнал язык. Морские цыгане.

— Вечная жизнь есть. Но не здесь, — пациент снова заговорил по-английски. — А здесь душно и некрасиво. Я лечу домой.

Он сошёл с трибуны и удалился. Никто даже не успел его остановить.

Спустя несколько секунд озадаченной тишины где-то в дальнем углу раздались одинокие хлопки, и вся публика, словно опомнившись, разразилась бурной овацией. На трибуну поднялся кто-то от галереи и компенсировал лаконичность предыдущих ораторов затяжными дифирамбами в адрес виновника торжества, который часто выступал спонсором выставок и акций галереи, но это, конечно же, не идёт ни в какое сравнение с тем великим экспериментом, с тем гимном человеческой жизни, с тем шедевром, который он создал из себя самого…