Кри-Кри

Эти слова, произнесенные спокойно, но твердо, успокоили Кри-Кри. Он отошел от окна и сел на бочку, стоявшую у самой двери. В наступившей тишине мальчику вдруг послышался разговор, который вели за дверью. Придвинувшись к самой стене, Кри-Кри стал вслушиваться. То, что он услышал, заставило его сердце учащенно биться. Говорили двое.

— Возьми тридцать солдат, переодень их в форму национальных гвардейцев, и отправляйтесь по одному или по два на баррикаду на улице Рампоно.

— А пароль?

— Запомни: «Коммуна или смерть!» На баррикаде исполнишь все, что прикажет капитан Капораль.

На этом разговор оборвался. Кри-Кри был ошеломлен. Он не успел еще как следует разобраться в значении услышанных слов, как открылась дверь, и на пороге показались Анрио и молодой солдат.

На этот раз Анрио был в форме капитана версальской правительственной армии.

Его появление пленные встретили мрачными возгласами:

— Опять пришел этот мучитель!..

— Что еще понадобилось этому тирану?..

— Не за мной ли?

Эти возгласы болезненно отозвались в сердце Кри-Кри. Затаив дыхание, он прижался к стене под окном, готовясь к самому худшему.

Анрио что-то приказал солдату, и тот поспешно подкатил одну из бочек, поставил ее стоймя так, что она могла заменить стол, а из другой устроил подобие стула. Анрио уселся за этот самодельный стол, окинул взглядом пленных и выкликнул:

— Ну-ка, Жанто, давно мы с тобой не говорили. Может быть, ты стал за это время сговорчивей?

К столу подошел молодой федерат с подбитым глазом.

— Я напомню тебе нашу вчерашнюю беседу, если ты успел ее забыть, — криво усмехнулся Анрио. — Мы говорили с тобой о Луизе Мишель. Ты дрался вместе с ее женским батальоном. Ты не можешь не знать, куда она убежала.

Анрио сделал паузу и, так как Жанто, видимо, не имел желания говорить, продолжал вкрадчиво:

— Если ты поможешь нам разыскать Луизу Мишель, тебе будет сохранена жизнь.

— Собака! — вскричал Жанто со всей пылкостью своих девятнадцати лет. — Я никогда не куплю себе жизни ценой предательства. А за Луизу тысячи наших товарищей отдадут свою жизнь.

— Ты дорого заплатишь мне за это! — теряя хладнокровие, вскричал Анрио.

Он вскочил со своего места и, надвигаясь на юношу, повидимому не знал, как больнее ударить, как страшнее напугать его.

Но в это мгновенье в дверях появился жандарм. Отдав Анрио честь, он отрапортовал:

— Капитан, пришла эта женщина… Луиза Мишель.

— Как? — Радость и торжество победы сменили гневные ноты в голосе Анрио. — Вот это хорошо!

Весть о том, что Луиза Мишель добровольно явилась в этот ад, вызвала бурное волнение среди заключенных, хотя за Бремя, проведенное в застенке, они отвыкли чему-либо удивляться.

^{_{В сопровождении двух жандармов вошла Луиза.}}

В сопровождении двух жандармов вошла Луиза. Это была женщина лет тридцати пяти, с уверенной походкой и быстрыми движениями. Она была одета в черное строгое платье, еще более подчеркивающее стройность ее фигуры. Пышные вьющиеся волосы, неправильные черты, очень бледный матовый цвет лица — не это составляло прелесть лица Луизы Мишель, его украшали пламенные черные глаза, с черными длинными ресницами.

Ее появление в подвале было встречено восклицаниями:

— Луиза! Вот она, Луиза! Наша Луиза! Привет тебе, Луиза!

Анрио, насмешливо осклабившийся при виде своей новой жертвы, должен был опустить глаза под полным ненависти взглядом Луизы. Приготовленная издевательская фраза застряла у него в горле.

Первой заговорила Луиза:

— Ваши жандармы, не найдя меня дома, увели мою мать. Где она?

Овладевший собой Анрио ответил с присущим ему цинизмом:

— Возможно, что ее уже расстреляли.

— Теперь вам придется расстрелять и меня.

— Зачем так торопиться, мадемуазель? — В голосе Анрио звучала насмешка. — Мы победили. Теперь мы можем, не торопясь, предать вас суду. Ваше преступление мы обсудим перед лицом французского народа.

— Лицемеры и убийцы! — вскричала Луиза. — Вы еще осмеливаетесь говорить о народе, вы, которые расстреливаете его из пушек! Даже если час Коммуны пробил, если вы сегодня одержали верх, знайте, победа только приближает вас к пропасти. Вы сами это чувствуете. Ваша ярость и страх свидетельствуют об этом.

— Нам нечего теперь бояться, — перебил ее Анрио, — инсургенты[33] перебиты, и завтра версальцы снова станут у власти.

— Ваша власть недолговечна, — ответила Луиза. — Среди всех мертвецов Коммуны, по вашей милости покрывающих сегодня мостовые Парижа, настоящим гниющим трупом являетесь вы. Народ, расстрелянный вами, жив и будет жить в веках…

— Замолчите, — зарычал Анрио, — или я велю поставить вас к стенке, несмотря на приказ доставить вас живой в Версаль!

— Я не боюсь ваших пуль! Я боюсь только, чтобы вы из трусости не лишили меня единственного права, которое остается у каждого, борющегося за свободу, — права на кусочек свинца. Я требую своей доли! Если вы оставите меня жить, я не перестану кричать о мести! Я предам имя версальских убийц мести моих братьев, сестер, потомков. Убейте меня, если вы не трусы! Но я требую немедленного освобождения моей матери, которую вы схватили как заложницу.