Кри-Кри

— Вы понимаете, — шептал ей Андрэ, — пятьсот франков — это целое состояние, оно даст вам независимость, наконец приданое. При такой внешности, обладая деньгами, вы можете стать счастливейшей женщиной в Париже.

Негодование охватило Жюли. Эти двое предлагают ей стать счастливейшей женщиной в Париже. О нет, Жюли Фавар не даст себя купить!

Ее синие глаза остановились на этот раз на Андрэ. Они были холодны и выражали решимость и твердость.

— Я вам очень благодарна, мосье Андрэ, а также и вам, мосье Бовэ, но этот документ я не продам никому и никогда.

— Я дам дороже! — закричал Бовэ. — Я дам тысячу франков!

У него тряслись руки и странно отвисла челюсть. Он был в отчаянии, что из его рук уходит такая редкость.

— Нет, нет! — Жюли говорила торопливо, точно опасаясь, что ее могут заставить уступить.

— Вы сумасшедшая! — вскричал Андрэ. — Пеняйте на себя, если дело обернется не так, как вы ждете…

— Благодарю вас, господа. Но денег мне не надо. Удостоверение Лиможа останется у меня.

— Это ваше последнее слово? — Бовэ перегнулся через стол и смотрел на девушку колющим взглядом серых выпуклых глаз.

— Да! — твердо сказала Жюли.

— Документ будет моим! — прохрипел Бовэ. — Дамы и господа! — обратился вдруг Бовэ к публике.

Жюли, широко раскрыв глаза, с беспокойством смотрела на Бовэ, все еще ничего не понимая.

— Я обвиняю эту девушку в сношениях с коммунарами! — Театральным жестом Бовэ указал на Жюли. — Она хранит у себя опасные документы.

Жюли хотела крикнуть, объяснить, что это ложь, но слова застряли у нее в горле. Она почувствовала, что не может произнести ни звука. Десятки лорнетов уставились на Жюли… Но она уже ничего не понимала, не видела, не слышала. Она знала только одно: в опасности не она, а документ, последний дар Лиможа и память о нем… Нет, он не достанется никому!.. Она на минуту закрыла глаза, и перед ней встал образ Лиможа, такой, каким она видела его в тот день на баррикаде.

По звуку шагов Жюли поняла, что к ней приближаются солдаты. Она быстро зажгла спичку и дрожащей рукой поднесла ее к драгоценной бумажке. Огненная струйка взвилась вверх по ней.

— Сумасшедшая! — простонал Андрэ. — Ведь эта бумажка могла вас спасти от нищеты…

— Сумасшедшая! — повторил за ним Бовэ.

Но эти возгласы не трогали Жюли. Она смотрела перед собой спокойно и уверенно. Она обрела новую силу, и вооруженные солдаты, конвоировавшие молодую хрупкую девушку, казались рядом с ней беспомощными, жалкими.

Бовэ весь кипел. Он обернулся, ища сочувствия у соседей. Взгляд его упал на молодого человека, закрывшегося газетой от посторонних взоров. До истории с Жюли он жадно поглощал поставленные перед ним Кри-Кри сосиски с капустой. Теперь же, как будто окаменев, он держал на вилке сосиску и не подносил ее ко рту.

К нему-то и обратился Бовэ, чтобы излить свое негодование:

— Вы подумайте только, какова штучка! Что вы на это скажете?!

Молодой человек с ненавистью взглянул на коллекционера и произнес шопотом:

— Что я скажу? Если дело способно вдохновить людей на такие поступки, оно должно восторжествовать!

— Как… как вы сказали? — переспросил Бовэ.

Молодой человек не отвечал, укрывшись за газетой.

Волнение, охватившее его и оставшееся незамеченным для Бовэ, чересчур занятого собственной неудачей, не укрылось от глаз офицера, сидевшего с капризной дамой.

Оставив свою даму, офицер быстрыми шагами направился к столику молодого человека.

— Ваши документы! — сказал он грубо.

Молодой человек вздрогнул. Силясь сдержать волнение, он ответил:

— Пожалуйста. У меня документы в порядке.

Он вытащил дрожащими руками из бумажника какую-то бумажку и подал ее офицеру.

— Адольф! Где вы? — капризно звала дама, надув губки. — Почему этот мальчишка больше не поет?

Но Адольф слишком вошел в роль, чтобы отвечать своей подруге. Хотя документ, видимо, не возбудил в нем особых подозрений, он все же сделал знак двум штатским, стоявшим у стойки и беседовавшим с тетушкой Дидье:

— Сюда, Питу, Мишонно!

Агенты полиции тотчас же оказались возле молодого человека и, не стесняясь большого количества зрителей, принялись его обыскивать.

Кри-Кри еле сдерживал свое волнение. Броситься, схватить за горло ненавистных врагов, проломить голову этому наглому офицеру! Но это были только бессильные, беспомощные желания.

От одного из столиков его настойчиво звал приятный грудной женский голос:

— Гарсон[47], подайте мне содовой со льдом!

— Сейчас, сейчас, мадам!

Уши Кри-Кри горели. Он не мог уйти, не узнав, чем кончится эта сцена.

Но вот обыск закончился. Лицо молодого человека просветлело. Кри-Кри мог свободно вздохнуть.

Офицер был явно недоволен таким оборотом дела, и, как бы почувствовав это, один из агентов торжественно объявил:

— Ну, вот и улика!

Кри-Кри не видел, что произошло, он только понял, что дела молодого человека плохи. Лицо незнакомца стало белее мела, как будто вся кровь вдруг отлила от него. Он опустился на стул, не проронив ни слова. Зато загудело, заговорило, зажужжало все кафе сразу сотней голосов.

— Подумайте, повсюду коммунары! — громче всех кричала капризная дама.