Франция, лечебница «CygneBlanc».
– Безвкусица, – пренебрежительно фыркнул Стефано.
Признаться, Лиза едва скрыла растерянность, смотря на мужчину округленными глазами. Их по-прежнему разделяло несколько слоев решетки, которым девушка и радовалась, как защите, и в то же время раздражалась, когда не успевала проследить за мимикой собеседника.
Несмотря на дискомфорт из-за невозможности присесть, брюнетка не удержалась от попытки заговорить с новым знакомым. Их группу, наконец, завели в досуговый центр, но теперь Стефано держал в руке толстый блокнот и угольный мелок.
Либо здесь дефицит канцтоваров, либо персонал опасается, что карандаш станет для пациента грозным оружием… А, кисть, значит, разумно давать им?
Мужчина расположился под деревом, усевшись на выступающий из земли корень, как на табуретку. Какое-то время он игнорировал присутствие любопытной наблюдательности, сосредоточенно выводя линии на листе бумаги. Лизе становилось неловко от того, что ее игнорировали, хотя при первой встрече брюнет казался воспитанным и доброжелательным.
Стоило найти общую тему, начать разговор – о да, общение ее главный конек! Поэтому, предположив, что раз пациенту нравится рисовать, она задала первый пришедший на ум вопрос:
– Что ты думаешь насчет творчества Пикассо?
Каково же стало ее удивление, когда в ответ едва ли не молниеносно прилетело острое слово «безвкусица».
– Э-э… – только и смогла выдавить из себя Лиза, вцепившись в решетку, как любопытная обезьянка.
– Что? – Усмехнулся ее реакции Стефано. – Неужели ты видишь в кубизме что-то, достойное восхищения? Бессмысленная абстракция, не требующая глубокой мысли и мастерства.
– Значит, модернизм не твое направление?
– Из всех направлений модернизма постимпрессионизм, пожалуй, наиболее дерзкое направление, которое не ограничивалось рамками зримой действительности или мимолетных впечатлений, чем злоупотребляли натуралисты и импрессионисты.
– Не признаешь Пикассо, однако нахваливаешь Ван Гога, – позволила себе с кошачьей хитринкой улыбнуться Лиза.
– Винсент Ван Гог заслуживает отдельное место в истории искусства, глядя на его работы, можно увидеть глубину безумия, которое его охватывало с годами. Думаю, результат постимпрессионизма – вовсе не чистый взгляд, а искажение болезнью. Если вспомнить его ранние работы, то они не были подвержены такому…
– Сюрреализму?
Теперь Стефано отвлекся от своего эскиза, замерев с поднятым над листом углем. Он будто не верил, что существо, находящееся за забором, оказалось разумным и способно удивлять неожиданными ответами. У Лизы от его подозрительного взгляда мурашки по спине пробежали, она ощутила себя всезнайкой, которая решила выделиться на фоне общего класса, полного лентяев.
– Значит, ты тоже творческая личность, – с неким разочарованием заключил мужчина, словно у него отняли единственную выделяющуюся привилегию.
– Не сказала бы… я простой тестер. Вожусь с кодом и компьютерами.
– И откуда у офисного планктона такие познания в искусстве?
Офисный планктон – довольно обидное ругательство, от которого пальцы сжимались в кулак. Девушка старалась проводить как можно меньше времени в офисе, несмотря на переработки, от которых хотелось рвать волосы на голове.
– Я увлекалась творчеством в школе и институте, – не подавая виду, легкомысленно бросила брюнетка, как будто говоря о самой обыденной вещи. – Меня вдохновляли работы Айвазовского, его пейзажи, интерпретация морей – бурных, грозных, спокойных. Он потрясающе умел передавать ощущения, испытываемые при определенных погодных условиях. Еще мне очень нравились полотна Огюста Ренуара, его легкость и пестрость, некое легкомыслие в ранних работах…
– Чужие имена и работы, – прервал ее мужчина, смотря куда-то перед собой, словно и не думая слушать воодушевленные речи собеседницы. – А что ты можешь сказать о своих?
– Ну… я уже давно ничего не рисовала, – смущенно пробормотала Лиза, облокотившись плечом об острые изгибы решетки.
Работа едва оставляла ей время на тренажерный зал и легкие вечера за сериалом или фильмом, когда мозг можно было ничем не нагружать. Она и думать забыла о карандаше, как судорожно растирала пепельную дымку по бумаге и пальцы серебрились в бликах света. Гнавшись за успехом по карьерной лестнице и слушая наставления родителей, что участие в выставках ее не прокормит, Лиза полностью отошла от любимого дела.
А ведь мне действительно нравилось рисовать, выводить линии и очертания фигур.
Девушка подняла взгляд на Стефано и молчаливо наблюдала за ним, словно кошка, прячущаяся в кустах. Не стоило обманываться его спокойствием, однако она ничего не могла поделать, продолжая изучать странного знакомого. Несмотря на шрам, прячущийся под челкой на месте отсутствующего глаза, он был красивым мужчиной. Лизу всегда привлекали красивые люди, их черты лица, эмоции, поведение. Она всегда старалась держать себя в форме, поскольку презирала слабину, которая могла деформировать ее тело.
Можно ли назвать самосовершенствование искусством? Вместо глины месить мышцы, а из кожи сделать чистый холст?
– А ты сможешь нарисовать меня?