Но я не слышу, не соображаю… Вся в своих мыслях. Они бомбят мой мозг. Полосуют душу. От них мне страшно и больно!
– Нам нужно поговорить… Я сейчас… Я пойду сейчас… Я иду… – бормочу лихорадочно.
Неловко двинувшись, смахиваю на пол нож. Он вертится и так звонко звенит по кафелю, уши заткнуть хочется.
Если бы концентрации было чуточку больше…
– Маша, Маша, – мама повышает голос, чтобы достучаться. Когда мне удается сфокусировать на ней зрение, скорбно качает головой. – Его уже нет, цветочек.
Что происходит?
– Ма… Нет…
Что же это? Душа сгорает!
– Мне жаль, цветочек.
Тетя Ника плачет. Голову поворачиваю и вижу, как она промокает платком глаза. Завидую ей… Потому что меня так скрутило, не получается даже заплакать! В каменную глыбу обратилась. Стою и вдохнуть не могу.
– Ярик позвонил Сереже из военкомата. Говорит… – прижимая к губам ладонь, пытается сдержать очередной поток слез. – Говорит: «Пап, я решил. Мне это нужно. Ты поймешь»… Господи, я до сих пор в шоке… Даже не поняла, какие войска! Сказал только, что добираться далеко. Забросили куда-то на восток. Обещал, когда будут на месте, позвонить и рассказать подробнее, – голос тети Ники срывается. Она мотает головой и какое-то время только плачет. Я же… В груди жарче и жарче становится. Сгораю заживо. – Сережа говорит, так нужно. Мол, все правильно. Ярику там спокойнее будет, а я… Он ведь только вернулся… И снова! Нет, сейчас, конечно, не так страшно, но… Я с этими детьми с ума сойду!
– Серега прав, Ник. Яр у вас молодец. Он сильный. Если решил, значит, ему это действительно нужно.
– Он… Ярик передавал что-то для меня?
Тетя Ника вскидывает рассеянный взгляд.
– Нет. Ничего. Никому, – медленно переводит дыхание. – Я сама с ним не разговаривала. Сережа сказал дать время, не названивать…
Я все еще стою на ногах. А ощущение, что головой об стол приложилась. Волной тошнота взмывает, и в глазах темнеет. Чтобы в самом деле не упасть, слепо опираюсь на глянцевую крышку. Ладонь со скрипом скользит по гладкой поверхности, равновесие обрести не удается.
– Я сейчас… – говорю, ни к кому конкретно не обращаясь.
– Ты куда? Все нормально? Маша, Маша… Маша!
– Не трогайте меня! Не идите за мной! Просто оставьте меня в покое! – кричу так, как никогда в жизни себе не позволяла в отношении родителей. – Я сама… Хочу побыть одна!
Обе замирают. Смотрят на меня как на сумасшедшую. Да может я такая и есть! Возможно, это необратимо.
Мама быстро овладевает эмоциями. Скрещивая руки, спокойно кивает.
– Хорошо. Иди.
Выбегаю на улицу без куртки.
Я горю!
Когда смотрю на соседний дом, в окно его спальни, невыносимая боль душит.
Кажется, когда двигаюсь, болит не так сильно. Холодный ветер остужает и приносит мнимое облегчение.
Бреду вдоль забора в сторону сада. Там на границе участков находится беседка. Вхожу внутрь, и меня будто во времени отбрасывает. Вижу Ярика в синяках и ссадинах, с дерзкой ухмылкой, с горящими глазами… Он смеется. Он так красиво смеется – дух захватывает!
Мне хорошо и больно.
Не осознаю, в какой момент плакать начинаю. Кричать, как в том ужасном месте, не получается. Нет, кричать мне больше не хочется. Сейчас мои слезы – любовь.
– Маруся…
Знаю, что шансов нет, но подавить вспышку радости и надежду не стараюсь. Даю себе пару секунд, прежде чем обернуться.
– Папа, – впервые в этом слове флер разочарования.
– Почему без пальто?
– Пап, я… Что теперь будет?
Он накидывает мне на плечи какую-то безразмерную вещь. Сжимает мои ледяные руки своими большими и теплыми ладонями.
– Он вернется.
– Когда?
– Когда вы оба будете к этому готовы, – как всегда, подбирает идеальный ответ. Словно ключик в сердце вставляет и проворачивает. Меня такая надежда охватывает, совсем иначе смотрю. Подавить в себе не могу. Улыбаюсь, потому что знаю, папа прав. – Ты ведь хочешь быть здоровой и красивой, когда он вернется?
– А если… Если у меня не получится? Если я не смогу?