И вот они вышли на голые дюны. Стоя на самой высокой, Чарльз огляделся. По обе стороны, на две мили, не меньше, убегал пустой берег. Нигде ни души. И тут Ричард увидел, как Чарльз вынул из кармана какую-то вещицу и стал жонглировать ею — то подбросит с пальца на палец, то покрутит, запустит вверх, подхватит на ладонь. Это была пряжка Рейчел.
Ричард задохнулся, сердце у него оборвалось, его чуть не вырвало. Он дрожал от холода, был весь мокрый от пота. Скоро они вышли на открытый простор между дюн у самого моря. На гряду, поросшую синеголовником и какой-то еще тощей травкой. Тут лежали камни, наверное выброшенные морем. Это было за первым валом дюн, но в прогал, вероятно пробитый прибоем, непрестанно задувал ветер и взметал песок. Ричард грел руки в карманах и нервно разминал кусочек воска — свечной огарок, оставшийся с вечера, когда он поднимался запереть дверь.
— Готовы? — спросил Чарльз.
Чайка нырнула было на гребень дюны, но снова взвилась, едва увидела их.
— Вы встаньте там, у кустов, — сложил пересохшими губами Ричард, — а я уж буду тут, у камней, чтоб капельку подальше. Когда я подниму руку — кричите! А когда заткну уши — умолкните.
И Чарльз отошел на двадцать шагов к синеголовнику. Ричард видел его широкую спину, высунувшийся из кармана черный платок. Он вспомнил свой сон, пряжку, испуг Элси. Решимость ему изменила. Он поскорей разломал кусок воска надвое и залепил себе уши. Чарльз ничего не видел.
Он повернулся, и Ричард поднял руку.
Чарльз странно подался вперед, выпятил подбородок, оскалил зубы — и никогда еще Ричард не видел такого страха на человеческом лице. К этому он не был готов. Лицо Чарльза, прежде мягкое и переменчивое, смутное, как облако, вдруг затвердело каменной маской и, сначала мертвенно-белое, вдруг вспыхнуло, зарделось, побагровело и стало черным, как у удавленника. Потом рот его стал открываться, вот разинулся настежь, и Ричард упал ничком, затыкая уши, в глубоком обмороке.
Когда он очнулся, он лежал один среди камней. Он сел, тупо гадая, давно ли сюда попал. Он был совершенно разбит, и сердце леденил холод — почище еще того, который пронизывал тело. В голове была пустота. Чтоб подняться, Ричард оперся оземь рукой, и рука попала на камень несколько больше прочих. Он поднял этот камень и стал рассеянно гладить. Мысли его разбегались. Он начал вдруг думать о сапожном деле, прежде неведомом ему ремесле, но сейчас оно разом ему открылось со всеми своими хитростями.
— Видимо, я сапожник, — сказал он вслух. Тотчас он одумался:
— Да нет, я же музыкант. С ума я, что ли, схожу?
И он отшвырнул камень, тот ударился о другой, подпрыгнул и отскочил.
Ричард себя спрашивал:
— И чего это я решил, что я сапожник? Минуту назад я, кажется, знал сапожное ремесло вдоль и поперек, а теперь понятия о нем не имею. Нет, скорей, скорей домой, к Рейчел. И зачем только я вылез из дому?
И тут в ста шагах от себя он увидел Чарльза, он стоял наверху дюны и глядел на море. Ричард вспомнил свой страх и проверил, залеплены ли у него уши. Кое-как он поднялся на ноги. Неподалеку что-то металось по песку, и он увидел лежавшего на боку и дергавшегося в конвульсиях кролика. Когда Ричард подошел, метание кончилось: кролик был мертв. Ричард поскорей юркнул за дюну и припустил домой, с трудом взрывая рыхлый песок. Шагов через двадцать он наткнулся на чайку. Она оцепенело торчала в песке и не взвилась при его приближении: она упала мертвая.
Он сам не знал, как добрался до дому, тихонько отворил дверь черного хода и всполз на четвереньках по лестнице. И тогда только вынул воск из ушей.
Рейчел сидела на постели бледная и вся дрожала.
— Слава Богу, вернулся, — сказала она. — Мне снился жуткий сон, я такого в жизни не видела. Ужас. Я спала глубоко-глубоко, так же, как, помнишь, я тебе рассказывала. Я была камнем, и я чувствовала, что ты рядом. Это был ты, именно ты, хоть я была камнем, и ты был в диком страхе, а я не могла помочь, и ты чего-то ждал, но этот ужас не случился с тобой, зато случился со мной. Не могу тебе описать, что это было такое, но все нервы у меня были натянуты и криком кричали от боли, и меня будто рассек какой-то яркий злой луч и вывернул наизнанку. Проснулась — а сердце колотится, прямо вот-вот задохнусь. Как думаешь — может, это был сердечный припадок? А где же мистер Чарльз?
Ричард сел на постель и взял ее за руку.
— Мне тоже несладко пришлось, — сказал он. — Я пошел с Чарльзом на море, он пошел вперед и забрался на самую высокую дюну, и тут мне стало плохо и я упал, а когда очнулся, вижу — кругом камни, камни, а я от страха весь в холодном поту. И я поскорей пошел домой, один. Это было примерно полчаса на зад, — сказал он.
Больше он ей ничего не сказал. Только спросил — можно ему еще полежать, а завтрак пусть она сама приготовит? Чего-чего, а этого она за все годы их брака ни разу не делала.
— Я, может, еще хуже себя чувствую, — сказала она. Так уж у них повелось: если Рейчел чувствует себя плохо, значит, Ричард должен чувствовать себя хорошо.
— Нет, не хуже, — сказал он и снова упал в обморок.