Крик ангела (СИ)

Нет, он кричал, конечно, но так, как кричат обычные люди, не ангелы. Словно был человеком сам, словно вокруг все тоже были просто людьми. Даже на демона — своего демона! — он кричал именно так, чисто по-человечески. Может быть, потому, что за шесть тысяч лет как-то успел привыкнуть кричать на него именно так, чтобы даже случайно не получилось по-настоящему. А потом оказалось, что и на всех четырех Всадников кричать удобнее всего тоже именно так. И именно так только с ними и срабатывает. И разве что со Смертью оно таки не работает, ибо Смерть от начала Вселенной привык к самым разным крикам — и точно так же привык игнорировать их все.

И потом, когда древняя трагедия повторилась уже в виде фарса и дети расправились с непобедимыми Всадниками, а Сатана, посланный куда подальше собственным взбунтовавшимся сыном (и никому это ничего не напоминает, правда же?), провалился обратно в Ад, Азирафаэль тоже не закричал. Только смотрел на залитую бетоном площадку опустевшей авиабазы, просто смотрел, сжав побелевшие губы в нитку, и глаза его были огромными и почти черными. Хотя тогда-то как раз и было бы самое время кричать, потому что фарс оказался не таким уж смешным и Сатана ушел не один.

Он прихватил с собой Кроули.

* * *

— Они его не убьют! — твердо сказал Адам.

Азирафаэль кивнул и ничего не ответил. Твердости в интонации Адама было куда больше, чем в глазах, но Азирафаэль в глаза ему не смотрел, да и кивнуть было необходимо: Адам топтался рядом и все никак не уходил, а у распахнутой дверцы старенького автомобиля его терпеливо дожидался мистер Янг, настоящий отец — теперь уже окончательно настоящий. И терпение его, и без того далеко не ангельское, грозило вот-вот закончиться.

— Он справится! — сказала Пеппер. — Ставлю молочный зуб, мистер Фелл, что ваш инфернальный друг хотя бы наполовину женщина, а женщины куда лучше приучены выживать. Это заложено в эволюции! Мы бы просто иначе не смогли существовать в этом мире оголтелого мужского шовинизма и патриархального домостроя.

Азирафаэль снова кивнул, сосредоточенно разглядывая ровное бетонное покрытие, на котором не осталось даже царапины. Словно несколько минут назад тут никто вовсе и не прорывался из самых глубин Ада, словно никто тут никогда не стоял, отчаянно щуря желтые глаза и зажав в руке бесполезную монтировку. Кажется, он даже не заметил героической попытки Пеппер его утешить.

Анафема ничего не сказала. И не дала ничего сказать Ньюту, когда тот попытался было сунуться. Впрочем, этого Азирафаэль не заметил тоже. У него была одна мысль, и он думал эту мысль по кругу, упорно и настойчиво, снова и снова. Мысль эта была предельно проста и весьма конкретна: в Аду не так-то легко достать святую воду.

Демон не может вот так вот запросто войти в церковь и зачерпнуть из чаши. Даже Кроули не смог, а уж он-то по этой части был весьма натренирован за шесть тысяч лет. Но не смог. Придумывал хитрые схемы и строил сложные планы. И другие не смогут. И к священнику с такой просьбой им не так-то легко подойти, не омочивши хотя бы пальцы. Нет. Это далеко не просто, если ты демон. Можно сказать, почти невозможно.

И значит, еще есть время.

Потому что ничто другое Кроули не убьет, а все, что не убивает, делает лишь сильнее, вот и хорошо, вот и не будем думать об этом, которое не убивает, а воду… Святую воду в Аду достать не так-то просто. Это ангел может зайти в любую церковь и зачерпнуть, ангел, да. Демонам намного сложнее. Почти невозможно. И значит…

Он не помнил, как оказался на Небесах, просто в какой-то момент вдруг поднял голову и увидел прямо перед собой стену, выкрашенную в голубой цвет. Выкрашенную не слишком аккуратно, с белесыми разводами. Моргнул — и стена отодвинулась, приобрела глубину и прозрачность, стала небом за стеклянной (настоящей!) стеной, бескрайним небом с редкими вкраплениями перистых облаков. Знакомое выгоревшее почти до белизны небо над долиной Гиза, а если опустить глаза, то можно увидеть пирамиду Хеопса. Или Хефрена — он вечно их путал, тех фараонов.

Нахмурившись, Азирафаэль отвернулся от стеклянной стены: виды на все чудеса света его сейчас интересовали менее всего. Куда более его интересовал коридор. Тот Самый Коридор, заканчивающийся Той Самой Дверью в Тот Самый Кабинет.

Нет, он не ждал, что ему откроют, — Та Самая Дверь никогда не оказывалась открытой, если тебя не вызывали. Поговаривали даже, что она сродни электронам и вообще не умеет открываться, вечно и неизменно пребывая в одном из состояний — открытости или закрытости, или даже в обоих сразу. Дверь Шредингера.

Но он все равно постучал — рукоятью меча, вышло довольно громко. И удивился — несильно и словно бы издалека: он не помнил, как (а главное, зачем) прихватил с собой меч. И когда меч погас, он тоже не помнил, только сейчас лезвие оставалось холодным и тусклым, словно принадлежало самому обычному мечу и понятия не имело ни о каких Войнах с большой буквы «В».