Крик безмолвия (записки генерала)

— Ну, бей, бей.., — говорил Вовка. Он повернул снова ко мне и пожаловался, что его бьют, гулять не пускают, лыжи не покупают. Очень просил взять его завтра на прогулку.

Я обещал ему пойти сразу к нашей горке, другой дорогой, чтобы нам никто не встретился.

— И никто не помешает?

— Никто. Обещаю.

-— Ура! — закричал Вовка. — А его не возьмем, — уже шепотом добавил он, подойдя поближе ко мне.

— Кого?

— Его. С ремнем…

Вовка поставил меня в довольно затруднительное положение. Что ему сказать? Как реагировать на его слова? Под дверью стоял отец. Ситуация была довольно сложной. В учебнике по педагогике ответа я не находил.

Обрадованный моим обещанием Вовка побежал в ванную. Мать мыла ему ноги и упрашивала учить уроки, а он ей говорил, что все уроки выучит и пойдет со мною гулять.

Я прикрыл плотнее дверь и ждал, пока все улягутся и в квартире воцарится тишина.

Для того, чтобы выполнить намеченную программу, мне предстояло проштудировать еще несколько глав по педагогике. Однако работать учителем мне не пришлось. Судьба распорядилась по–иному, забросив меня туда, где я закончил войну, на долгие годы.

3

Г оды словно промелькнули…

После возвращения из Германии последовало настойчивое приглашение поехать на работу в Калининград, бывший Кёнигсберг. Я просил дать мне отдышаться, однако меня уверяли, что лучшего места для отдыха, чем Калининградское курортное взморье, не найти. Даже расписывали уникальную Курскую косу, протянувшуюся узкой длинной лентой, отделявшей залив от моря, песчаные пляжи, к которым примыкают янтарные сосны и другие красоты этого края.

Для меня же этот переезд означал возвращение в Германию, порядочно приевшуюся за те долгие годы. Мне хотелось побыть дома.

Уговоры продолжались. Один из беседовавших со мной, видимо, любйтель рыбалки и охоты сказал, что залив богат рыбой, а на косе много дичи.

— Вот только обком партии наложил запрет на посещение косы. Даже туристам нужно истребовать разрешение, чтобы пройти по ней. Но думаю, вы найдете общий язык. Кому, как не вам, работать в Восточной Пруссии…

Уговорили. К тому же у меня не складывались отношения с тульским начальником — Полубинским, коньюнктур- щиком, с которым я работать не мог. В бытность Шеле- пина и Семичастного он нос держал по ветру, комплектовал руководящий состав только из комсомольских работников, претендовавших сразу на высокие должности, разгоняя и увольняя неугодных ему оперативников.

— Ты попал в тираж, — объявил он мне на первой же беседе. — Тебе уже за сорок.

— Что же я, лотерейный билет? Никому не нужная бумажка?

— У тебя с фронтовыми наберется на пенсию.

Разговор прервал телефонный звонок.

— Та ничего особенного, — отвечал Полубинский, откинувшись на спинку кресла с телефонной трубкой в руке.

— Отвоевался солдатик. Ха, ха, ха… Привезли в цинковом гробу. Много шума из ничего. Все будет в ажуре. На всякий случай пошлю наряд.

Я не мог больше слушать этот разговор. Видимо, у кого- то в обкоме вызвали беспокойство предстоящие похороны откуда-то привезенного погибшего солдата. Вышел.

* * *

…Случилось неожиданное. Комитет госбезопасности возглавил Ю. В. Андропов. Нас, сорокалетних «стариков», оставили в покое. Полубинский стал слащаво заигрывать с теми, кому он объявил об увольнении, и запел по–другому, но оставаться с ним я не мог.

…Вскоре после переезда в Калининград, меня на беседу пригласил секретарь обкома, Коновалов Николай Семенович. В просторном, темноватом кабинете сидел за большим столом в белой рубашке при галстуке пожилой мужчина. Он не встал и не вышел мне навстречу, как это было везде в подобных случаях. По его жесту рукой я уселся в мягкое кресло. Беседа началась с рассказа о работе в ЦК партии и как его направили в Калининград. Потом он заговорил о бывшей Восточной Пруссии и проблемах обустройства Калининградской области, которые придется решать. Область была заселена переселенцами из России и Украины, однако долго они не задерживались. Как только осложнялась международная обстановка, особенно в Германии, сразу же ощущался заметный отток населения: контейнеры на железных дорогах разбирали нарасхват, бросали все и уезжали.

— Немцы здесь сидели столетия, постоянно угрожая Руси, но не знали, на чем сидят. Мы тут нашли нефть, добываем янтарь. Они загалдели о старинном Кенигсбергском университете, в котором преподавал Кант. Там мы открыли университет, восстановили зоопарк, отстраиваем разрушенный город.

Мне пришлось сказать, что Калининград все же производит впечатление запущенного города. Особенно бросается в глаза неухоженность района, застроенного особняками, коттеджами.

— Что вы хотите… Мы здесь еще и тридцати лет нет, — не совсем понравилось Коновалову мое замечание. — Когда я работал в ЦК, мне приходилось бывать с проверками в Туле. Старинный город с Кремлем, а как запущен. Я не видел нигде ничего подобного. А что там за магазины? Какие-то забегаловки. Я стыдил тульских товарищей. А посмотри у нас… Одни «Дары моря» чего стоят, «Янтарь»… На диво всему миру.