Крик безмолвия (записки генерала)

— Следующий раз, с вашего позволения.

— Договорились.

Уставшие, обветренные мы возвращались домой. В городе на трамвайной остановке было тише, но поджидавшие трамвай стояли спиной к холодному северному ветру, гулявшему между домами.

Трамвай где-то задерживался. Я насквозь продрог.

50

Наш следующий раз надолго отодвинулся из-за того, что мне нездоровилось. Звонил Геннадий Иванович, справлялся о самочувствии, спрашивал чем мне помочь, навещал Иван Ильич, любитель покопаться в книгах. Он отыскал в моей домашней библиотеке зачитанную книгу на немецком языке, изданную на Западе о докторе Зорге, которая у нас не переводилась. Во всяком случае она мне не попадалась, хотя я следил за литературой о выдающемся нашем разведчике. Эту книгу мне подарила еще в 1964 году знакомая стюардесса Катрин в Германии. Она летала на международных линиях западногерманской

авиакомпании. Таким подарком она хотела сказать мне многое. Я его так и воспринял.

Иван Ильич каждый раз просил меня прочитать ему одну из глав о том, чтобы иметь представление, что пишут немцы о Зорге, тем более, что автором книги был служащий германского посольства в Токио, хорошо знавший Рихарда Зорге.

Так мы с Иваном Ильичем глава за главою, обычно за чаем, дошли до трагического последнего дня разведчика в тюрьме.

Я раскрыл книгу и уже сходу начал переводить целые строки, как кто-то позвонил. В трубке послышался незнакомый, но приятный женский голос с просьбой разрешить зайти по поручению Геннадия Ивановича.

— Конечно, заходите, — я объяснил как найти дом во дворе.

Она не заставила себя долго ждать.

— Геннадий Иванович прислал вам лекарства, чтобы вы быстрее поправлялись. Вам большой привет от него и приглашение навестить в поселке заточенья, — улыбнулась незнакомка.

Глядя на молодую симпатичную женщину, я почему- то сразу подумал, что передо мною стоит его Ольга.

Она хотела тут же уйти, но я пригласил ее в комнату, где мы пили чай о Иваном Ильичем. Как застеснявшуюся гостью, мы усадили ее за столом.

— Вы, насколько я понимаю, — Ольга, — сказал я ей с некоторым опасением, боясь ошибиться.

— Откуда вы меня знаете?

— Земля слухом полнится. Очень приятно с вами познакомиться. Наслышан о вас.

— Я приехала на консультацию в поликлинику, ну и заодно передать вам… Геннадий Иванович часто вспоминает вас.

— Спасибо. Вы у доктора уже были?

— Да. Пришлось долго ждать.

— Тогда не торопитесь. Отдохните, разделите нашу компанию. Все на столе. Хотите с сахаром, хотите с конфетами, печеньем, что предпочитаете…

Чтобы не смущать Ольгу, которую мне хотелось рассмотреть поближе, я продолжил бегло переводить Ивану Ивановичу повествование о Зорге, дополняя тем, что я знал о нем.

Как я заметил, Ольга тоже прислушивалась.

…Только через три года после того как Рихард Зорге был^ арестован, японское правительство дало краткое сообщение в печать о его казни. Оно было крайне лаконичным. В нескольких строках обосновывался вынесенный ему смертный приговор за государственную измену без каких бы то ни было подробностей.

Германский посол в Токио Равенсбург, с которым Зорге находился в близких отношениях, был немало удивлен, когда после публикации к нему вечером без видимого повода явился советник Министерства иностранных дел Японии Кацука и коснулся, как он сказал, последнего пути Зорге в тюрьме.

— Почему? — спросил его Равенсбург, — от вынесения приговора, так долго, два с половиной года, откладывалась казнь Зорге?

Кацука уклонился от ответа.

— Доктор Зорге мужественно встретил смерть. Его самоотверженное поведение очень импонирует мне, — сказал советник.

— Как?.. Вы его видели в день казни?

Японец утвердительно кивнул головой.

— Мне было приказано присутствовать в качестве свидетеля при казни. Я был там с момента, когда за ним пришли в его камеру.

Равенсбург едва сдерживал волнение.

Никто до этой встречи ничего не мог узнать о последних днях доктора Зорге. Молодой дипломат сидел напротив посла и, по–видимому, никаких опасений к продолжению начатого разговора не испытывал, после письменного доклада министру.

— Я не имею представления, как он уходил из жизни, —' сказал посол, — и поэтому было бы весьма интересно услышать, как прошел последний путь Зорге. Все так же, как и жил?..

Советник Кацука охотно откликнулся на заинтересованность Равенсбурга. Его рассказ заслуживал внимания как очевидца и кроме того он об этом уже говорил в очень узком кругу. Посол пытался попутно задавать ему вопросы, но Кацука просил его не перебивать, указав тем самым на ответственность посольства за сотрудника.

— С Зорге за все время нахождения его в тюрьме хорошо обходились, — сразу подчеркнул Кацука. — Самое страшное для всех заключенных, особенно в той тюрьме, где сидел Зорге, — питание и режим. Однако ему было

разрешено иметь четыре шерстяных одеяла, он мог читать то, что хотел. Если люди говорят, что его пытали, не верьте им. В этом не было никакой надобности, так как доктор Зорге очень гордился тем, что он делал. В тюрьме у него появилась необходимость рассказывать больше, чем от него ожидали.