Крик души

Олег лежал на диване, положив руки на живот, лежал недвижимо, дышал еле-еле, почти неслышно, приоткрывая рот, чтобы сделать очередной вдох. На лбу выступил пот, щеки впалые, губы бледные, глаза закрыты, и лишь ресницы слегка подрагивают.

Темнота, возникшая перед глазами, вынудила молодого человека остановиться в дверях и зажмуриться.

— Пап? — позвал мужчину Антон и сделал нерешительный шаг вперед.

Его ли это голос? Почему он так дрожит?! И в горле вырос острый ком боли и невыплаканной обиды.

— Пап, — пробормотал молодой человек еще раз и подошел к отцу ближе.

Тот дернулся, пошевелился на диване и приоткрыл глаза. Обернулся к Антону полубоком, стараясь рассмотреть.

— Антоша? — пробормотал он с удивлением, и улыбка расцвела на бледном осунувшемся лице.

Антон стиснул зубы. Боль сковала тело, взметнувшись в нем обжигающей волной. А внутри души до самого основания существа промчалась острая стрела. Сердце забарабанило, сильно сдавливая грудную клетку и мешая дышать. Ладони вмиг вспотели, и парень сжал их в кулаки.

Казалось, он вот-вот задохнется. От боли, от витающей в воздухе безысходности и… смерти.

Страх сковал его тело, и Антон стиснул зубы, чтобы не закричать.

Олег с усилием приподнялся и облокотился на подушку, посмотрел на сына усталым взглядом мутных глаз.

— Это Даша тебе сообщила? — бессильно выдохнул он. — Бедная девочка, она так обо мне волнуется…

Антон сглотнул и подошел еще ближе к дивану и, подвинув стул, присел рядом с отцом.

— Пап, — проговорил он, — что с тобой?

— Она тебе не сказала?

Антон вздохнул.

— Сказала, что ты болен, — выдавил он из себя и, опустив взгляд на свои сцепленные пальцы, бессильно добавил: — Пап, что с тобой?

Олег сглотнул подступивший к горлу ком. Никогда он не думал, что сообщить об этом сыну будет так тяжело. Казалось, что самому услышать диагноз — и страшнее этого нет ничего на свете. А нет, оказывается, страшнее всего рассказать о том, что умираешь, своему самому родному человеку.

— У меня рак, сын, — тихо проговорил Олег, зажмурившись, чтобы не видеть выражения лица Антона.

Да, наверное, в этот момент его можно было назвать трусом. Может быть, он и был трусом все это время? Все те годы, что приблизил к себе Дашу, чужую в общем-то для себя девочку, сделав ее родной. И отдалив на сотни километров сына, в одно мгновение превратив его в чужака?! Он трус, что не смог разобраться в их отношениях? Что не смог примирить между собой людей, которых любил одинаково крепко и сильно? Ему было проще отпустить сына в Англию, порвать с ним прежние связи и отношению во имя блага своей девочки, опустив руки и сдавшись? Решив, что так будет правильнее, а на самом деле — легче, проще. Мучительно неправильно, на самом деле. Он трусом стал в тот момент, когда принял решение — одно решение за троих. И никто из троих в результате не нашел успокоения.

— То есть как?.. — выдохнул Антон, распахнув глаза. — Как — рак?! Ты шутишь?.. Ты же не можешь… Это… это просто… Чушь какая-то! — воскликнул он, не веря в услышанное, и вскочил со стула, начав быстрыми шагами мерить пространство кабинета отца. — Ты делал обследование? Полное обследование?! Что говорят врачи?

— Рак, — коротко бросил Олег так, словно ему было тяжело произнести даже это единственное слово. — Что они еще могут сказать?.. — он пытался улыбнуться, но улыбка вышла настолько вымученной, что он тут же убрал ее с лица.

— Этого. Не может. Быть! — раздельно выговорил Антон и, подскочив к отцу, наклонился над ним. — Ну, скажи же, папа! Скажи, что это лишь… ангина!.. я не знаю… Простуда. Что угодно!.. Другое… Пожалуйста, — голос его сошел на шепот при виде измученных глаз. И то, что он в них прочитал, сказало ему все.

Он чувствовал сердцем, нещадно болевшим все эти дни, что отец ему не лжет. Он ему никогда не лгал.

Антон бессильно опустился на стул и, схватившись за голову, наклонился вниз, к коленям.

— Сколько?.. — безжизненно пробормотал он, стиснув зубы.

Он думал, его сердце разорвется прямо сейчас, в этот самый момент. Оно болело, разрывалось, давило на грудь, вызывающе кричало внутри него и снова болело, остро, нетерпимо.

— Три месяца.

И ему показалось, что умер он. Умер в миг, когда услышал дату. Такую ужасающе близкую, роковую дату.

Отец повернулся к нему лицом и вновь попытался улыбнуться.

— Я бы хотел, — проговорил он, едва шепча слова, — хотел… дожить до Дашенькиного дня рождения. У нее он девятого апреля, — уточнил он. — Я ей подарок… приготовил, — выдохнул он. — Надеюсь, ей понравится…

Антон стиснул зубы и, стараясь говорить спокойно, прошипел:

— Ты можешь думать о ком-то еще, кроме нее?! Обо мне, например? — голос его звучал вызывающе, с обвинением. — Я только что узнал, что ты… умираешь!.. Почему ты не думаешь, как я переживу это?! Почему беспокоишься по-прежнему о ней!? — Антон вскинул на отца пронизывающий насквозь взгляд. — Почему?..

Олег сглотнул, в уголках его глаз мелькнули слезы. И Антон тут же пожалел о том, что сорвался.