Крик души

У нее была цель, и она к ней стремилась.

Главное, никому не показать своей слабости. Слабость в этом мире не ценилась. Она ничего не стоила.

Юрка никак не шел на поправку, Даша не знала, чем помочь брату. Врача девочка пригласить не могла, боясь вызвать неодобрение дяди Леши, а тех денег, что кидали ей, не хватало на дорогостоящие лекарства.

Она не верила в чудо, не надеялась на мать или Алексея, ни от кого не ждала помощи и поддержки, уже смирившись, что в этом мире может рассчитывать лишь на себя, она просто каждый день с непоколебимой уверенностью, с невиданным упорством, пересиливая себя, вновь и вновь шла на площадь, чтобы просить подаяния. Не для себя. Для брата.

А потом появился он. Этот странный мужчина с темными волосами, поседевшими на висках. Назвался дядей Олегом, денег дал, сказал, чтобы брату лекарств купила. И ни одного дурного слова не сказал, хотя дома от матери и самого дяди Леши девочка только и слышала, что оскорбления и уничижительные слова. А этот незнакомый странный мужчина повел себя с ней по-другому, не так, как мама и Алексей, не так, как все остальные проходящие мимо люди.

Он просто уделил ее горю больше внимания, чем это сделали другие.

И она потянулась к нему, как цветок тянется к солнцу. Интуитивно, непроизвольно, чувственно.

Она не помнила ощущения быть любимой. Она не слышала добрых слов. Она не видела тепло и участие в глазах людей, с которыми общалась. Она забыла, что такое нежность.

Мама не любила ее. И Юрку тоже не любила. Если раньше девочка сомневалась в этом, надеясь на то, что невнимательность, эгоизм и безответственность молодой женщины связаны с гибелью мужа, и она сможет реабилитироваться спустя время, не будет просто так давать детям подзатыльники, наказывать ремнем и ставить в угол, что принесет им в один прекрасный день вкусные пирожные, которыми хвалились остальные ребята во дворе, то однажды Даша со всей ясностью поняла, что они с Юркой маме не нужны. Что они вообще никому не нужны.

Она подслушала разговор между матерью и дядей Лешей еще до приезда в Калининград, и даже в семь лет смогла осознать, что означают злые, брошенные в гневе и ярости слова.

— Они мне не нужны! Они никогда мне не были нужны! — кричала подвыпившая мать, раскрывая душу перед своим сожителем. — Я их терпела только ради Кирилла! Я его любила, а не их! Это он всегда детей хотел, сына, дочку… Тьфу, да чтоб им провалиться на месте! Родная кровиночка, семья, дети… Ха-ха-ха… Глупости все это, не чувствую я всего этого. Пусть сами теперь справляются, мне всё равно!

— Что же ты делать будешь? — послышался вопрос мужчины, заданный более трезвым голосом.

Мать странно рассмеялась, а потом грубо выдохнула:

— А что с ними, троглодитами, можно сделать? В приют их сдам, да и все! — девочка невольно вздрогнула и сжалась. — Надоело уже их тянуть на своей шее. Снова и снова, снова и снова… — запричитала женщина. — Ооой, ты хоть представляешь, какой это груз, Лешка?! Двое детей на шее. Ладно Дашка, крепенькая вроде девка, а этот маленький… поганец, — она грубо выругалась. — Он то и дело болеет! Мне уже надоело ему лекарства покупать. Да и не самые дешевые, между прочим. А он болеет и болеет, болеет и болеет! Нарочно! Что мне с ним делать?! Лешка, а? — Даша проглотила слезы. — В приют их отдам и дело с концом!

— Нет, в приют не надо, — возразил мужчина уверенно.

Даша напряглась. Неужели дядя Леша не такой, каким она его себе представляла?..

— Чего это не надо?! — возмутилась женщина пьяным голосом. — А кормить их кто будет?! Опять я?! Они и так на моей шее сидят, и дальше будут сидеть?! — возмущенно кричала она. — Нет уж, хватит, увольте! Они мне не нужны, — решительно заявила она. — Кириллу нужны были, а он взял их и бросил! Умер он, — она всхлипнула, а потом вдруг зарыдала. — Как не кстати умер-то! Как не кстати… А теперь пусть государство о них и заботится. Мне-то что?

Даша сжалась в уголке комнаты, зажмурившись крепко-крепко, словно надеясь на то, что вот-вот проснется, что все эти злые, подлые слова окажутся лишь сном, кошмаром. Но как они ни старалась, как ни жмурилась, как ни вынуждала себя проснуться, ничего не выходило. А в сознание острыми клыками, ударами бича вонзались ядовитые слова матери и Алексея.

— Нет, Ритка, — возразил мужчина нравоучительным тоном. — Не надо их в приют. Пока не надо. Я придумаю, как они смогут пригодиться нам.

— Да ладно тебе! Пока ты думать будешь, они из меня все соки вытянут! — воскликнула мать раздраженно. — Не на твоей ведь шее сидят, а на моей. На моей! — выдохнула она и добавила: — В приют, только в приют!

— Да погоди ты, говорю! — вскричал Алексей, удерживая ее за руку. — Что ты заладила, в самом деле, в приют, в приют! Что мы, что ли, не найдем, чем они смогут быть нам полезны?!

— Да на что они годятся?! — с отвращением выдохнула женщина. — Только жрут да пьют. А мало?му вообще деньги нужны на лекарства. Не хочу больше с ними маяться! Надоело, слышишь? Пусть катятся в черту!..