Крик души

Теперь ясно, почему Даша так его ненавидит! Боже, неужели всё именно так? И тогда всё встает на свои места. Ее неприязнь, откровенное презрение и ненависть, нежелание иметь с ним что-то общее. Всё, всё…

— Боюсь, что Даша не захочет со мной разговаривать, — признался он, чувствуя себя последним мерзавцем.

— И правильно сделает!

— Так… мы можем встретиться и поговорить? — не собирался отступать он от единственного, возможно, шанса узнать всю правду о том, как жила Даша все эти годы.

Но девушка, что сейчас стояла перед ним, не была готова решать его проблемы вместе с ним. О чем ему совершенно откровенно и заявила, сначала взглядом, а затем и словом.

— Это не мои проблемы, господин Вересов, Антон Олегович! — процедила Леся, решительно двинувшись вперед, но Антон преградил ей путь. Отступать он был не намерен.

— Подумай о Даше, — надавил он на самое уязвимое для девчонки место. — Я должен знать правду.

— Кем ты, говоришь, работаешь? Юристом? — сощурилась Леся, окинув его искрами синих глаз.

— Да. А что?

— Умеешь убеждать, — сухо бросила она. — Завтра в три часа, на Южной есть кафешка, «Три кита», Даша ее не очень жалует, поэтому там нас не увидит. Буду тебя ждать ровно десять минут, не придешь, справляйся со всем самостоятельно, — и вскинула бровки, будто издеваясь от выставленного собою ультиматума.

— А ты кем собираешься стать? — осведомился Антон. — Не дипломатом ли?

— Фотографом, — не оценив шутки, серьезно бросила Леся. — До завтра, Антон Олегович.

— Я буду, — заявил он, следя за тем, как она отходит от него, выпрямив спину и вскинув подбородок.

— Посмотрим, — усмехнувшись, бросила девушка и прошла к двери. — Подожду Дашу на улице. До завтра.

И не успел Антон глазом моргнуть, как оказался стоящим посреди комнаты в полном одиночестве.

Завтра он обо всём узнает. Завтра ему откроется вся правда. Леся, Лесандра Ростовцева, не была склонна лгать или преувеличивать, она говорила ровно так, как всё было на самом деле.

И именно она на следующий день уверила его в том, каким же идиотом он был все эти четыре года.

Леся не скупилась на негатив, грубые слова и даже ругательства, никогда, однако, не переходя черту, но убеждая его с каждым новым словом в том, что он — именно он! — виноват в том, что стало с Дашей.

И к тому времени, как Леся, очевидно, выпустив пар, высказав всё, что хотела, засобиралась домой, Антон подонком себя и чувствовал. Подонком, который даже не удосужился лично проверить, как жила его воспитанница. Просто заехать в квартиру, ведь сколько раз проезжал мимо знакомой сталинской высотки. Просто позвонить, услышать ее голос и по интонации понять, что не так. Встретиться с ней, хотя бы раз за эти годы, чтобы удостовериться, что всё хорошо. Один-единственный раз. И этого было бы достаточно для того, чтобы понять, увидеть правду, раскусить истинную сущность женщины, на которую скинул девочку, вверенную ему собственным отцом.

Он не справился. Он не оправдал его ожиданий. Он его предал. Он его последнюю волю не исполнил.

И так больно, так остро защемило сердце, так горько, до дрожи, до тошноты стало давить грудь.

Мерзавец и предатель. Ненавистный человек. Дарья была права. Никого другого в нем она видеть не могла. Она видела и знала лишь того, кого позволяла ей видеть и знать Маргарита Львовна.

Леся обвиняла во всём его, но он знал, что не вся вина лежит на нем. Он тоже знал правду. Он заботился о Даше! Да, так, как считал нужным, по-своему. Но он ее не бросил, он присылал деньги, поначалу даже подарки, чтобы заменить ей отца. Но не мог же он, в самом деле, бросить учебу, вернуться в Москву, чтобы о ней заботиться!? Он совершил лишь одну ошибку, но роковую. Позволил себя обмануть женщине, замаскировавшей под истинным обликом волчицы вид ягненка. Он обманулся.

И презрение, ненависть и ярость Даши, вполне обоснованные, — лишь наказание ему за то, что он сделал.

Но, может быть, если он объяснит, если она позволит ему это сделать, если выслушает… то и поймет?

Они оба оказались обманутыми. Ведь, если бы Антон узнал, как Маргарита обращается с девчонкой, он бы немедленно… он бы… что? Нашел той замену? Но сам никогда не стал бы следить за девочкой?!

Какая гнусная откровенность, какая горькая несправедливость, какое острое разочарование в себе!

Но, как и любой человек, он чувствовал необходимость оправдаться в действиях, которые не совершал, поговорить с Дашей лично. Услышать обвинение, увидеть лицо, понять и прочувствовать то, что ощущала она. Просто выяснить всё до конца, разобрать по кусочкам ту стену отчуждения, что возникла между ними.

И откладывать это дело в долгий ящик он не стал. В тот же день, когда поговорил с Лесей, он позвал Дашу в свой кабинет.

Она вошла, предварительно тихо постучав, с гордо вскинутым подбородком и блестевшими глазами, будто готовая к новой битве. Антона передернуло. Она на каждую с ним встречу будет идти, как на битву.