Крик души

Сосед недоумённо на него посмотрел и в следующую минуту стукнул себя по лбу:

— Прости, я в последнее время немного рассеянный, — признал мужчина. — Можешь звать меня Тимофеичем. И не стесняйся — меня так все называют.

— А чем вы занимаетесь?

Когда увидел компьютер, я подумал, что этот необычный человек, скорее всего, писатель. Но вряд ли в таком случае он назвался бы «Тимофеичем»: уместней было бы представиться именем-отчеством.

— Да ничем, — пожал плечами мужчина. — Собственно говоря, я обычный бомж.

— Не может быть!

Да, Тимофеич явно был не из богатых, но по сравнению с «обычными» бомжами, которых встречал юноша в больших городах: чистый, опрятный, интеллигентный.

Узнав, что сосед носил ноутбук только ради хранящихся там фотографий, Веня долго ничего не мог ответить.

— А не проще было бы их напечатать? — обретя дар речи, осторожно спросил он соседа. — И вообще, вы ведь на что-то живёте. Вон, даже милостыню подаёте.

— Милостыню? — крайне изумился мужчина. — Не помню за собою такого.

— Ну как же так…

— А живу я на пенсию, — перебивая его возражения, промолвил Тимофеич.

— Вы пенсионер? — по виду соседу было не многим больше сорока.

— Я работал и жил многие годы на Крайнем Севере, а там льготный стаж идёт, вот по выслуге лет и получаю.

— А кем вы работали?

— Учителем, — просто ответил мужчина.

Отойдя от ступора, юноша быстро просчитал в голове возможности.

— Если хотите, я поговорю со своей мамой, — медленно проговорил Веня. — Она директор школы. Думаю, она сможет для вас что-нибудь сделать.

— Что ты! — испугался Тимофеич, замахав на него руками. — Не стоит никого утруждать. Это был мой осознанный выбор.

Удивляясь соседу, Вениамин забрал чемодан, и они молча дошли до своей улицы.

— Завтра занесу вам флэшку, — пообещал на прощание юноша, но поспешивший к своему дому мужчина его, кажется, не услышал.

***

Подключив, слава Богу, уцелевший при падении диск и зайдя в систему, я не удержался и открыл папку с такими важными для соседа фотографиями. Я не поверил своим глазам! Во-первых, на фотографиях у мужчины была семья: жена и дочка, судя по последним датам, лет семи. Во-вторых, убранство квартиры как-то не ассоциировалось с жильём рядового учителя. В-третьих, на одной из фотографий была запечатлена неплохая иномарка, которую даже его мама вряд ли смогла бы когда-то себе позволить.

Конечно, придя на следующий день в гости к Тимофеичу, я стал его расспрашивать. Он долго отнекивался, а потом вздохнул и поведал мне свою историю.

Оказалось, он был сыном депутата. По молодости вопреки отцу выбрал профессию педагога. Довольно быстро поднялся до директора, женился, благодаря родственным связям стал первым заместителем главы департамента образования в Якутии (так что про Север он не обманул). Родилась дочь, купил машину, о которой мечтал.

— Жить бы да радоваться, — наливая гостю чаю, продолжал свой рассказ Тимофеич. — А я ненасытный был — всё мне мало казалось. Вот Господь всё и отнял.

— Как? — жадно слушая, не сдержал возгласа Веня.

— Отправил я Лену с дочкой на горнолыжный курорт, а у самого дел на работе невпроворот. Я ведь, ради выслуги, ещё и в гимназии преподавал, у меня ровно ставка была. И тут местные новости: в горах сошла лавина.

Мужчина замолк, судорожно сжав в руках свою кружку, будто заново переживая трагедию.

— Не помню, как жил те две недели, что их искали, потом был морг, опознание, похороны. Супруга моя была верующей, в церковь регулярно ходила и меня всё звала, да только я не слушал её тогда. А теперь, потеряв, зашёл в храм. Сорокоуст хотел заказать, да так и остался сидеть там, полностью опустошённый.

— И, что дальше? — через какое-то время напомнил Вениамин о себе.

— Дальше? — очнувшись, взглянул на него Тимофеич. — Батюшка ко мне подошёл. Отец Максим. Мы с ним поговорили, он дал мне Евангелие. И вот, читая дома его, я стал анализировать свою жизнь. И, Веня, до меня наконец-то дошло, что деньги счастья не приносят. Я уволился, оформил пенсию, которую заработал ещё несколько лет назад, да всё недосуг было с бумагами разбираться; продал всё и теперь вот бродяжничаю: на зиму снимаю жильё, как вот это; летом брожу по городам да весям.

— Но зачем вам всё это?

— Я отказался от того, что мешало мне разглядеть главное в жизни, — пояснил мужчина. — Я просто не знаю, как ещё могу доказать своё покаяние Богу.

— Ушли бы тогда в монастырь, — не понял его логики я.

— Какой из меня монах выйдет, коли и мирянина путного не получилось? — горько усмехнулся Тимофеич.

Я так и оставил ему свою флэшку. Мы продолжали общаться, он часто рассказывал мне о Боге, о святых, интересовался моей жизнью. Именно жизнью: желаниями, планами, увлечениями, — а не учёбой, как большинство так называемых «взрослых». Когда как-то я упомянул ему об отце, Тимофеич долго расспрашивал меня, а потом заявил:

— Не суди, Веня, папку своего строго: ошибки все в жизни делают. Возможно он так редко звонит вам, потому что чувствует за собою вину, вот и не желает лишний раз бередить вам с мамой старую рану.

— Но он же мужик, — яро возразил тогда я.