Крик души

Впрочем, каждому свое, философски считала Никки, она была готова признать, что в хороший день ее родители вполне могли бы сойти за людей лет сорока пяти или чуть старше.

Но сегодняшний день хорошим назвать было трудно.

— Продолжай, — приказал отец. Его низкий голос походил на мощный прилив, подкатывающий к ее ногам, предупреждая, в какие опасные воды она заплывает.

Она пожала плечами.

— Это все, — сказала она, пытаясь оставаться в приподнятом настроении, но уже чувствуя, что тонет. Никки также заметила, что мать, нахмурившись, смотрит на отца, и не сомневалась: какую бы позицию он сейчас ни занял, она поддержит его. Не то чтобы Никки ожидала чего-то иного, поскольку ее мать никогда не шла против отца, но именно в этот единственный раз, в такой ситуации, было бы здорово, если бы она могла проявить немного женской — даже материнской — солидарности.

Но Никки хотела слишком многого.

— А какая хорошая новость? — спросил отец. Его тяжелый, квадратный подбородок был, как всегда, упрям, а взгляд так буравил, что она начинала чувствовать себя, как на углях. — Наверное, стоит услышать ее прежде, чем мы продолжим.

Никки покраснела от негодования. Это настолько типично для него — предположить, что ее беременность была плохой новостью, и вести себя так, словно она считала так же.

— Это хорошая новость, — едко заметила она, — да и вторая новость тоже хорошая, потому что мы со Спенсом женимся.

Тишина.

Еще немного тишины.

После чего — просто смертельная тишина.

Наконец Джереми Грант выпрямился во все свои метр восемьдесят пять и подошел к камину. Именно там он всегда стоял, когда говорил серьезно, — расставив ноги сантиметров на тридцать-сорок и сложив руки за спиной.

— Очевидно, — начал он и глянул на дочь с таким ледяным презрением, что ее пробил озноб, — у нас совершенно разное понимание, что такое хорошие и плохие новости. Поэтому, прежде чем обсудить вопрос, который ты только что подняла, ты бы сначала сообщила нам и плохие новости.

Никки беспомощно уставилась на него. Она полностью запуталась, что и чем он считает, и понимала одно: похоже, не было такой новости, которую бы он счел хорошей.

— Возможно, ты собираешься прервать беременность, — предположил он, — и хочешь, чтобы операцию оплатил я.

Никки со звоном поставила нелепую чайную чашку на блюдце и резко встала.

— Мне все равно, что ты там думаешь, — заявила она, — этот ребенок мой, и я его оставлю.

Отец не сводил с нее стальных глаз.

— Ты совершенно не представляешь себе, каково это — быть матерью, — резко напомнил он. — Ты сама еще почти ребенок, и если ты считаешь, что мы будем стоять в стороне и молча смотреть, как ты пускаешь все коту под хвост из-за какого-то жалкого подобия мужчины, с которым ты связалась…

— Вы даже не знакомы! — гневно перебила его Никки. — И прежде чем называть его…

— Я не собираюсь с тобой препираться! — закричал отец. — Ты не родишь этого ребенка и не выйдешь замуж за человека, чье происхождение столь же сомнительно, сколь и моральные качества…

— Да ты просто сноб! — выпалила Никки. — Только потому, что он вырос в южном районе Лондона и его отец не богат…

— По-моему, ты говорила, что отца у него вовсе нет? — теперь уже отец перебил ее.

— Да, это так. Он умер, когда Спенсу исполнилось пять лет. И мать тоже умерла. У него была действительно трудная жизнь, и достичь того, чего он смог…

— Избавь меня от слезных мелодрам, — взорвался отец. — Мальчишка жил в неблагополучном районе; к тому же его арестовывали за торговлю наркотиками…

— Ему пришлось этим заниматься, чтобы выжить. Ты даже не представляешь, каково людям…

— Я знаю намного больше, чем вы полагаете, юная леди, и мои знания подтверждают тот факт, что у него нет ни характера, ни дохода, чтобы выполнять обязанности мужа и отца.

— С каких это пор ты стал так авторитетно рассуждать о его характере, если вы даже не виделись?

— Тот факт, что его нет здесь сейчас, что он не оказывает тебе поддержку в то время, когда она тебе так необходима, говорит сам за себя.

— Его здесь нет потому, что ты ясно дал мне понять, что не хочешь его видеть. И я не хотела, чтобы он приезжал. Я знала, что вы станете на меня наезжать, и если вы оба…

— Наезжать?! — язвительно повторил он. — Пожалуйста, не выражайся, я не желаю слышать в своем доме столь низкий жаргон. Если ты знала о том, что я рассержусь, то так и говори.

Никки беспомощно взвыла.

— С тобой невозможно разговаривать, — крикнула она. — Кому какое дело до чертова жаргона и до того, что ты хочешь или не хочешь слышать? Я беременна и выхожу замуж! И нравится тебе это или нет, но так и будет.

Он поднял брови, как обычно делал, чтобы запугать ее, и это ему удалось, немного.