Крик души (СИ)

— Поедешь! — жестко надавил Антон, приближаясь к ней и надавливая на ее нервы. — И это не обсуждается.

— Нет, я сказала, — повышая голос, провозгласила Даша, не делая и шага назад, вжимаясь спиной в стену.

— Да, говорю я! — блеснул он глазами, нависая на ней каменной глыбой. — Завтра же. Собирай вещи!

И Даша не выдержала, заскрипела зубами, возмущенно охнула и кинулась к нему.

— Ты меня не слышишь, да? Совсем не слышишь?! Я с тобой никуда не поеду! Это мой дом, и я…

— Я твой опекун, деточка, — грубо перебил Антон, решительно наклоняясь над ней, вынуждая девушку уклоняться и вжиматься в стену. — И, если я захочу услышать твое мнение насчет того, как мне поступить, — уже почти шипит ей в лицо, — я поинтересуюсь. Пока же, — заглянул в глаза с блестевшими в них огоньками, — мне безразлично, что тыдумаешь, что тыговоришь, и чего тыхочешь. Поэтому, немедленно собирай вещи! — выплюнул он, отстраняясь. — Я так решил.

Она заставила себя говорить, пересилив дрожь в голосе, стараясь, чтобы тот звучал ровно, слушая разрывающее перепонки бешеное биение сердца, и вопреки острому комку, застывшему в горле.

— Нет! — выкрикнула она, срываясь, ему в лицо. И видела, что он застыл, мрачнея. — Мне все равно, что тыговоришь, что тыдумаешь, что тырешаешь. Я не стану идти на поводу у маразматика, — не обратила внимания на то, как он дернулся. — Это квартира твоего отца, и он не хотел бы…

— Оставь его в покое! — рявкнул Антон, вновь делая шаг к ней, и Даша невольно отступила, испугавшись полос ярости, мелькнувших на его лице. — Он хотел, чтобы я позаботился о тебе, и я, черт повбери, буду заботиться, поняла?! — Даша застыла, почти не дыша. — Даже если тебе противно, даже если противно мне! — он кричал, а она молчала, завороженно глядя на то, как серебристо-серые глаза меняют цвет, постепенно темнея и превращаясь в черные злые точки. — Даже если мы с тобой никогда не поладим, — что скрывать мы никогда не станем лучшими друзьями! — нам придется жить вместе, — это он проговорил, едва не касаясь ее своим телом, нависнув над хрупкой фигуркой девушки. — Отец четко в своем завещании всё оговорил, и ты это знаешь. Я официально стал твоим опекуном, а значит, несу за тебя ответственность…

— Где же ты был четыре года назад?! — выкрикнула Даша, не сдержавшись. — Когда эта?..

— Этого уже не изменишь, поэтому будем жить тем, что есть! — грубо выдавил Антон, раздражаясь.

— А если я этого не хочу?! — с вызовом выкрикнула Даша, отстраняясь от стены, служившей ей опорой, и двигаясь на него, как тигрица. — Жить с тобой под одной крышей не хочу!? И ты не хочешь! Что же делать?

—  Он этого хотел! — выстрелил он контрольным выстрелом ей в грудь, прямо в сердце, надавливая на еще не зажившие раны. — Остальное не важно!

И она, застыв в позе амазонки, тяжело дыша, поняла, что не может найти аргумент, чтобы ему возразить.

Горло сдавило острым комком, а в глазах предательски защипало.

— Он позаботится о тебе, малышка.

— Нет. Он меня не любит… — едва не плача.

— Полюбит!.. — уверенно, твердо. — Потому что любит меня…

Антон резко отвернулся, напряженно сжав плечи, выпрямив спину.

— Этого хотел он, — повторил он тише, глубже, как-то… интимнее, откровеннее. — Ты разве не исполнишь его последнюю волю?

Она не хотела этого говорить. Но слова сорвались с языка против ее воли.

— Но ведь ты же не исполнил?

Антон вздрогнул. Все его тело напряглось. Повернулся к ней лицом, прожег взглядом, приковав к месту.

— Тебе, наверное, нужно знать, — проронил он, не отводя от нее взгляда, — что, если бы я мог всё исправить, я бы поступил точно так же, как и годы назад, и ничегоне стал бы менять! — эти слова не просто ранили, они ее убили. А он продолжал: — И вовсе не потому, что я такой плохой, эгоист, подлец, негодяй, хотя ты меня, очевидно, таким и считаешь… — ее горящие глаза и так сказали ему всё, что она думает. — А потому, что знаю, уверен, что четыре года назад не смог бы смириться с тем, что сделал отец. Оставил тебя на меня!

— А сейчас? — сощурившись, проговорила Даша, стараясь сдержать дрожь. — Сейчас можешь смириться?

Он молча взирал на нее с высоты своего роста, нахмурившись, поджав губы, пробегая оценивающим взглядом по худенькой фигурке, закутанной в халатик, по бледному лицу с горящими глазами, по рукам, скрещенным на груди и дрожащим.

Всего мгновение, сотая доля мгновения… А Даше показалось, что ее оценивают, чтобы потом повесить бирку с ценником или же за ненадобностью отослать на склад. Ее передернуло от отвращения, и она сильнее запахнула полы халата, внезапно почувствовав себя перед ним обнаженной и незащищенной.

— Сейчас… я готов постараться сделать это, — ответил он, наконец, отведя от нее взгляд всего на секунду, чтобы потом впиться в нее вызовом. — А ты? Тыможешь сделать это для него?

Даша застыла, как вкопанная, глядя на него непроницаемо, озлобленно, с яростью и бешенством.