Крик души (СИ)

Он не винил ее за это колкое молчание, он понимал, что заслужил его. Это был протест, это был упрек и обвинение. Это был ее детский суд над ним. И этот суд карал, срубая с плеча, горячо, резко, безжалостно. Но он и сам подставлял голову на алтарь собственной вины. Он заслужил. Он не сдержал обещание. Он виноват и должен понести наказание. Он надеялся лишь, что детское сердечко способно будет простить его, довериться ему вновь и понять. Когда-нибудь. Он не торопил ее. Он просто желал, чтобы такой день однажды настал. Он верил, он надеялся. Он будет ждать, сколько нужно, и дождется.

Вывезти Дашу из Калининграда без согласия родителей было нельзя, и Олегу пришлось обращаться в социальные службы и инстанции, органы опеки и попечительства, чтобы уладить все формальности и взять Дашу под свою опеку официально. Ему это удалось, хотя и не сразу.

В Калининграде им пришлось задержаться на более долгий срок, чем он рассчитывал, но когда они, наконец, взобрались по трапу в самолет, и тот взлетел, мужчина ощутил опустошающее облегчение.

Даша проспала почти все время перелета, и, когда они пошли на посадку, Олегу пришлось ее разбудить. Он наклонился к ней, легонько тронул девочку за плечо, и, к его удивлению, она тут же распахнула глаза и уставилась на него. Озадаченно, немного удивленно, испуганно и напряженно.

Олег мысленно отругал себя. Нельзя с ней так резко. Не после того, что она пережила! Не после того, как она вздрагивала по ночам, боясь, что за ней придут, и почти не спала из-за этого!

Отругав себя, Олег заставил себя улыбнуться, ощущая, что улыбка дается ему с трудом.

— Мы уже подлетаем к Москве, Дашенька, — мягко проговорил мужчина, погладив девочку по щеке и заправив за ушко выбившуюся из косички прядь. — Ты поспала немного?

Даша кивнула, не проронив ни слова, и стремительно села в кресле, отвернувшись к иллюминатору.

— Вот и хорошо, — пробормотал профессор Вересов взволнованно. — Умничка моя.

Олег сглотнул и горько улыбнулся, поджав губы.

Ему не следовало надеяться, что она простит его так быстро. Всего несколько дней они оставались в Калининграде, когда он, используя все свои связи, и подключая всех, кто мог помочь, восстанавливал Даше документы и оформлял опекунство над девочкой на свое имя. Даша все это время оставалась замкнутой, грустной, напряженной. Всегда — напряженной, и Олег это чувствовал. Даже когда спала, она все равно словно ждала опасности и не позволяла себе расслабиться полностью. Боялась. По-прежнему боялась.

И Олег понимал, что в этом есть часть его вины.

Заходя ночами в ее комнату, чтобы выключить свет, который она всегда оставляла включенным, он долго разглядывал черты ее лица, смотрел на подрагивающие ресницы и что-то шепчущие губы, гладил по голове, словно утешая, и оставался с ней почти до утра, не решаясь, боясь оставлять ее даже здесь одну.

Он решил для себя, что никогда больше ее не оставит. Он будет с ней. Всегда, что бы ни случилось.

Слишком большую, просто громадную ошибку он совершил, когда уехал в Москву три месяца назад, оставив свою маленькую беззащитную девочку в том холодном, одиноком марте. Покинул ее, хотя обещал никогда не бросать, всегда быть с ней, обещал ей помочь. Спасти Юрку… Не смог. Не успел. Обманул. Ее доверие обманул. Сможет ли теперь вернуть его? После того, что было? После того, что эта крошка пережила? Потеряла брата, которого так отчаянно любила, которому принадлежала ее жизнь, которого клялась беречь! Разве есть для негооправдание сейчас, когда боль пронзает ееизнутри острыми ножами? Разве есть для негопрощение в этом мире?! Сможет ли онапростить его? И сможет ли он когда-нибудь простить самого себя?!

Поглаживая ее по щекам и стирая застывшие следы слез под глазами, Олег уходил к себе с тяжелым сердцем, надеясь и молясь о том, что Даша найдет в себе силы его понять. Может быть, когда-нибудь…

Они вылетели из Калининграда, как только все формальности были улажены. Олегу пришлось соврать, что Даша беспризорница, что родители ее погибли в автокатастрофе, и что ближайших родственников у нее нет, и когда он получил документ, удостоверяющий его в том, что Даша теперь официально находится под его опекой, он смог приобрести билеты в Москву и отправиться со своей девочкой домой.

Когда они пошли на посадку, Даша впервые посмотрела на него, не отводя глаз. Он хотел улыбнуться ей, но так и не осмелился, боясь увидеть былое равнодушие и горькое осуждение в ее глазах в ответ на свою улыбку. И девочка вскоре вновь отвернулась к иллюминатору, грустно поджав губы и сдвинув брови.

Как только самолет приземлился, Олег подхватил девочку за руку и направился к выходу. Не без удовольствия и щемящей радости в сердце он почувствовал, что Даша вцепилась в его ладонь так сильно и так крепко, словно боялась отпускать ее.