Крик коростеля

«Гарпун» уходил от Медвежьего Мыса вниз по Оби. Поигрывая могучими мускулами, река, казалось, несла на своей спине не только теплоходы, баржи, катера, танкеры, но и все острова, островки, едва проклюнувшиеся из воды отмели. И берега тоже плыли, удалялись назад с той быстротой, с какой шел катер. Гул его дизеля отзывался окрест. Винт перемалывал воду, порождая волны и буруны, которые с нахлестом накатывались на ближний берег, качали полузатопленные кусты и постепенно гасли.

А вдали, где не маячили никакие суда, расстилалась гладь, там не рябило, не морщило, там бликами отражалось солнце, как от огромного зеркала.

Вымпел на мачте «Гарпуна», с изображением двух осетров, слегка полоскался от встречного воздуха. Паводок позволял идти протоками, где рыба, отметав икру, теперь нагуливалась, жировала. По берегам — зелено, сочно, все досыта напоено влагой, на целое лето подкормлено плодородным илом. Травы, кустарники прут из жирной земли дурнинушкой. Давно ли вон оголился мысок, а на нем уж пырей стеной. А на песчаной отмели, намытой здесь с прошлого лета, тальник взялся щеткой. Не успеешь оглянуться, как тальник вымахает, станет прогонистый и густой.

Буйно озеленяется пойма после большой воды. Шиповник отцвел по окраинам, а в глубине чащи еще алеют бутоны, оттуда доносится запах роз.

«Гарпун» вел сам Бобров. Он стоял пригнувшись, вглядывался в прибрежье и вдаль. Эта протока, по которой шло сейчас судно, была соблазнительной для браконьеров. Надо цепко ощупывать взглядом, не торчит ли где из кустов кусок толстой проволоки, не привязан ли к проволоке конец снасти. Тут могут стоять самоловы и сети-кладовки. Стерлядь, осетр — рыбы донные. Там, заякорив на глубине снасть, и подстерегают их.

Но пока не видно никаких признаков браконьерских уловок. Бобров подумал о хитрости этих людей. Иные из них действительно поднаторели прятать концы в воду.

— Павлуха, ты все губы квасишь? Кончай это дело! — крикнул Сандаеву Старший Ондатр. — Иди за штурвал, а мы с Геной поработаем «кошкой».

Бобров и Пронькин ушли на корму, достали увесистый якорек, привязанный к капроновому шнуру. Александр Константинович спустил якорь за борт, вытравил шнур, сжал крепко в ладони. Капрон натянулся, «кошка» пошла, царапая дно протоки. В лодке, спущенной с палубы на воду, уже сидел механик Гена Пронькин, улыбался своим затаенным мыслям или, может, готовился сказать нечто шутливое. На улыбчивом лице поблескивали ровные, белые зубы. Как только будет зацеп, так Гена начнет поднимать «кошку», а «Гарпун» остановит ход.

— Захват! — послышался голос Боброва, и он выбросил поплавок, привязанный на конце шнура, за борт. — Сбрасывай газ, Павлуха!

Выбирая шнур в лодку, Пронькин с усилием поднял со дна протоки проволоку. К ней были прикреплены самоловы — один… другой… третий… четвертый. На каждой стяжке — крючков по сорок. Крючки крупные — с указательный палец, загнутые на особый манер, сработанные из стальной проволоки. Жала отточены так остро, что впивались при самом малом прикосновении.

Давным-давно запрещены эти снасти, но вот не исчезают. Самоловы теперь ставят не только на рыбу: ими перекрывают речки возле бобровых запруд, опускают на озерах вблизи ондатровых хаток. Самоловами хватают все, что ныряет и плавает.

На крючках, вынутых Пронькиным, трепыхались стерлядки, осетровая молодь. Рыбы были зацеплены за хвосты, за бока, за брюшки и жабры. Сидели на острых жалах и вовсе малые кострючки, в которых и вида еще никакого — одна широкая голова да шипы на спине. На таких и смотреть жалко. Проколотые места станут гнить, образуются темные язвы на коже и мякоти. От самоловных уколов рыба неизлечимо заболевает.

Пронькин снимал стерлядок, клал их в плотный бумажный мешок. Собранные стяжки самоловов лежали в лодке — черные, с пучками травы на крючках, заиленные. Их сожгут на костре, и больше они не принесут браконьерам поживы…

Траление продолжили. Примерно за час подняли еще семь стяжек и четыре сети-донки. Сколько же их всего таится по всем нерестилищам, по истокам, протокам медвежьемысской земли! Воды Тыма-реки простираются от правобережья Оби на пятьсот километров. Черноводье другого притока, левобережного Васюгана не уложить и в семьсот верст. И на самое Обь приходится здесь приличный отрезок. А если взять весь Обь-Иртышский бассейн? К бесчисленным водным путям тянутся этакие семиглавые змеи-горынычи, изрыгающие дым и пламя, губящие все живое, и несть числа им! Так думается Боброву частенько. И от горьких дум становится не по себе…

Вот сняли они воровские ловушки, вот уничтожат их, но к новому рейду «Гарпуна» браконьеры опять выставят снасти, будут их проверять под покровом ночи, а то и открыто днем, высадив для наблюдения посты. В бинокль за многие километры можно увидеть вымпел с двумя осетрами. Иной пакостлив на свой лад: упрячет снасти, а проверять боится… Сегодня подняли со дна одну такую сеть. Вся рыба сгнила в ней, стала мыльная. От зловонья Пронькина чуть не стошнило.

— Забрось ее к черту в кусты! — скрипнул зубами Старший Ондатр и сплюнул… — Дьявольщина…