Крик коростеля

…А что за пора была на Чулыме в июле в тот год! Большая река текла в полной красе и силе. Широкие плесы, золотые пески, зелень по берегам, травы в цветении. В бор ли зайдешь, в луга ли, или выйдешь росным туманным утром в поле цветов нарвать — везде благодать и покой.

Часто тем летом на причулымскую землю падали грозы, молнии рассекали небо от зенита до горизонта. От грома, казалось, подпрыгивают и приседают дома, а над всей деревней, над лесами, рекой, лугами ветер прокатывал, проносил мощный гул. Вымытая, проветренная листва на кустах и деревьях, травы, еще не тронутые косарями, блестели после грозы на солнце таким чудным блеском, что хотелось погладить любой листочек, цветок.

Клаве еще оставался год до окончания медучилища. На каникулах в деревне ей было не скучно. Купалась, гуляла с подругами, читала, любила и посидеть одна на крутом чулымском яру, откуда так далеко просматривались окрестности. Носились по реке мотолодки, и самая быстрая, взмывающая из воды, была лодка Дениса Мышковского. Он летал на ней вверх и вниз, задавался перед пышкинскими девчатами. В тот год он как раз отслужил во внутренних войсках, находился где-то неподалеку отсюда, в Кузбассе, что ли. Тренированный, грудь выпирает из-под голубой тенниски, усы отпустил, лицо лоснится, глаза, сидящие глубоко, смотрят холодно и едуче. Такие глаза не ласкают, но чем-то притягивают, от взгляда их трудно отделаться — цепляются, держат, беспокоят. Улыбку Дениса теплой не назовешь: в ней тоже есть что-то едкое, горькое. А так сам по себе — молод, здоров, языкаст и задирист. Ума большого природа ему не дала, но хитростью вдоволь снабдила. Так думала о нем Клава, так оценивала его. За Денисом Мышковским девки мели подолами, а Клава держалась в сторонке. Замечала, что Денис ведет себя с ней по-другому, чем с остальными девчонками. Обходительный, не грубит, с ласками не пристает. Но у калитки их дома однажды он стиснул ее и поцеловал… Она убежала, уснула лишь перед утром и проспала до обеда. Мать упрекнула дочь:

— Гулять-то гуляй, да не загуливайся.

Клава смолчала. Умылась, натерла лицо полотенцем, позавтракала, взяла учебники и засела до вечера заниматься. Прохладно, пустынно дома, только мухи жужжат, бьются в оконные стекла.

Одиночество в общем-то нравилось Клаве. Подруги иногда выманить ее не могли из дому. Она полола траву в огороде, вытрясала половики, а потом шла одна на земляничные грядки.

Погода стояла палящая, предсенокосная. По деревне слышался звон налаживаемых кос. На улице от проходивших машин поднималась и долго висела в воздухе зыбкая сухая пыль. Нет лучше места в деревне летом, чем на реке! Клава, в соломенной шляпе, светлом ситцевом платье, вышла на яр, села на траву. Чей-то телок лежал рядом и сыто вздыхал.

Под яром была темная глубина Чулыма. На середине реки начал обозначаться песок, который к осени, когда обмелеет река, превратиться в большую косу. Справа — простор до самой далекой излуки. Слева — простор еще больший: там остров и солнце блестит на воде.

Сидеть на траве надоело, и Клава опустилась к реке по овражку, выкупалась. Снизу Чулыма, с луговой стороны, в белой пене неслась моторка. Денис заметил девушку, сбросил газ и причалил.

— Ты куда запропала, подруга? Тебя не было пять дней!

— Читала учебники. А ты все катаешься?

— Ездил покосы смотреть. Травы нынче богатые! Через недельку можно и начинать.

— Вы, Мышковские, всегда первые начинаете.

Денис прикурил сигарету, откинул голову и пустил

синюю струйку дыма. Губы его как-то по-особому искривились. Она смотрела на него большими темными глазами, а он скользил взглядом по ее распущенным волосам, по сиреневому лифчику. Она не смущалась. Ей даже нравилось, что он ее так осматривает…

— А ты хорошо загорела! И ноги у тебя стройные.

Медленно, бороздя пятками по песку, подтянула она

колени к груди, охватила их сомкнутыми руками.

— Ноги как ноги… Чего пялиться-то! — грубовато сказала Клава.

— Я бы, подруга, из всех наших девок выбрал тебя! — Он приморгнул, бросил за борт сигарету. — Мне ведь жениться пора.

— Ну а мне еще рано замуж! — засмеялась она, чувствуя гулкий стук сердца.

— Я подожду, подруга. Ты у нас в деревне самая молчаливая. Все другие девушки — тараторки. У меня от них после в ушах звенит.

— Поэтому никого сегодня и не катаешь?

— Ага. А ты садись. Еще полбака бензина. Сгоняем туда-сюда!

— Неохота сегодня…

— А завтра?

— Как настроение будет…

Денис засмеялся, снова закурил, помахал Клаве, отчалил. Она услыхала:

— Учись, занимайся. Я подожду!