Крик коростеля

— Хочу вас просить пробежать этот списочек. Тут все мои нужды.

Сергей Васильевич «пробежал» список, положил на него ладонь и сказал:

— Знаете ли, многовато. Да и не всем мы вас можем снабдить. Например, оцинкованное железо. Нам отпускать его на сегодня частным лицам запрещено. Это сейчас такой дефицит…

— Понимаете, — перебил его кандидат наук. — Была крыша шиферная — я ее снял, перекромсал половину листов. Теперь хочу накрыть только цинком! Вечная будет кровля! И красить не надо.

На Погорельцева взирали масляные, искательные глаза.

— Не могу, — развел руками инженер.

— А кто узнает? Я куплю и покрою, а уж сдирать крышу не будут!

— Но как вы купите-то его? — не удержался от улыбки Сергей Васильевич.

— Просто. Выпишу обыкновенное листовое, а вы мне отпустите цинк! Разница в цене пойдет вам. Понимаете?

— Интересно! — хохотнул Погорельцев. — Так и разбогатею, глядишь. — Две-три сотни — немалый куш!

Борис Амосович глядел в упор на Сергея Васильевича, примаргивал, ласково двигал бровями. Погорельцев чувствовал, как у него наливаются мочки ушей малиновым цветом, как ему становится жарко. Мышковский казался невозмутимым, только пальцы слегка выдавали волнение: теребят, мнут поля и без того помятой шляпы.

Никогда еще так открыто не пытались покупать Погорельцева. Выручить человека так просто, по мелочи, Сергей Васильевич не отказывался — вырезать стеклину, налить банку краски, зачерпнуть ведро гашеной извести. А в остальном… Ну и ну! Сидит перед ним гусак и клювом щелкает.

— Щекотливо все это, — кисло поморщился инженер и тряхнул головой. — Двести листов цинка! Что, с запасом хотите взять? Попробуем, черт побери!.. Договорились, в шесть тридцать вечера я подойду к «Цыплятам»…

Мышковский картинно откланялся и тут же ушел.

День длился долго, тягуче. Погорельцев не находил себе места, на все лады представляя, как оно выйдет все, в какую повернет сторону. В начале седьмого, глядя с тоской в окно на падающий снег, он позвонил жене.

— Сегодня появлюсь дома не раньше девяти-десяти часов. Не теряйте меня.

— А что так поздно? — спросила Клавдия Федоровна.

— Деловая встреча наклюнулась.

— Если не секрет — с кем?

— С Мышковским. Я тебе говорил.

— Господи, — вздохнула Клавдия Федоровна на том конце провода. — Гони ты его подальше.

— Не могу. Он же направлен ко мне самим начальником треста. Не обижайся. Все будет в норме, ведь завтра рабочий день.

Кафе «Цыплята табака», которое замыкало собой широкую улицу, некогда было обыкновенной пельменной, где подавали к столу не только разбавленный уксус, но водку и пиво, тихоокеанскую сельдь и отбивные котлеты. Потом эту шумную точку общепита кто-то свыше прикрыл, дабы не кидалась в глаза подгулявшая братия, толпой стоящая у входной двери. Кафе представляло собой низкое, неказистое помещение. Но внутри стены и потолок отделаны деревом, чеканкой. К дверям снаружи была прибита бронзовая львиная морда с кованой цепью в ноздре. По вечерам тут играл оркестрик, за дубовыми столами удобно и широко рассаживались посетители и пили коктейли. Усатый бармен чинно стоял за стойкой на фоне пустых бутылок иностранного происхождения. Тут красовались емкости из-под ликеров, ромов, виски, джинов, бренди, коньяков «Наполеон», «Курвазье», португальских портвейнов и прочей веселящей благодати. Но содержимое этого спиртного импорта отсутствовало, зато был отечественный коньяк невысокой пробы, ликеры и яблочный сок, на основе которого и составлялись различного рода коктейли. Только коктейли! Коктейли для всех рядовых посетителей. Тот, кто не имел здесь знакомства, больше не мог получить ничего в чистом, не смешанном виде. Коктейли, а к ним — цыплята, которые были и не цыплята, а расчлененные на куски бройлеры. Какой-то остряк, видимо, знакомый с палеонтологией, назвал это блюдо из бройлеров «жареным птеродактилем». Кому доставалась нога «птеродактиля», кому крыло, кому шея. Но все это было поджарено до румяности, начесночено и вызывало аппетит даже у сытого человека.

Мышковский с Погорельцевым вошли и сели в конце зала за стол, где в вазе зеленого бутылочного стекла стояла веточка кедра.

— Место для комсостава, — доверительно сказал Борис Амосович. — Я тут частенько бываю. Меня тут знают.

Русоволосая пухленькая официантка подошла к ним без промедления, улыбнулась и вопросительно уставилась на Мышковского.

— Нам по порции копченого муксуна, по цыпленку, по клюкве с сахаром и по стакану чая с ложечкой, — продиктовал Борис Амосович.

Очаровательно улыбнувшись, поморгав наретушированными веками, русоволосая царапнула карандашом в книжечке и удалилась. Минут через десять она принесла на подносе заказ. Мышковский пододвинул один стакан Сергею Васильевичу со словами:

— Прошу поднять за содружество науки и производства!

— Это коктейль? — опросил Погорельцев.

— Чистый коньяк. А ложечка — для маскировки. Коктейли — затея французская. Они, прямо скажем, не для Сибири! Что сходит в Шампани, то не приемлемо в Нарыме.