Крик коростеля

Свежая молодуха, невысокого роста, полная, направлялась к мотолодке Пинаева. На ней туго сидел олимпийский костюм малинового цвета. Она бухнула рядом с пинаевской сумкой свою — глухо звякнуло стекло, гулкнул дюралюминий лодки, рассыпался нагловатый Любкин смех.

— Любша, как давно я тебя не видал! — нарочито взволнованно крикнул ей Александр Константинович. — Что несешь — петуха? С петухом или курочкой на рыбалку теперь самое время ездить: рыбка на лугах пасется — червячком ее не прельстишь!

— Зубоскал ты хороший, Старший Ондатр! — звонко откликнулась Любка. — Думаешь, что не добудем на уху?

— Да попробуйте. Только приговаривать надо, мол, клев на уду — шиш добуду!

— На крючок не пойдет — подолом зачерпнем! — озорничала молодуха.

— Не возбраняется! — Бобров подбоченился, провел пальцем по мнимым усам. — Лови подолом, только смотри, чтобы какой налим мимо не проскользнул!

— Мы с Яшей опытные — не упустим! — отбрила Любка.

Работала она в коптильном цехе Медвежьемысского рыбозавода. В отпуск на сторону ездила редко, любила больше шалаши и костры. Бездетная, незамужняя женщина, она с радостью пускалась бродить поближним и дальним приобским местам.

У Любки были глаза удивительные: левый напоминал лимонный топаз, правый — дымчатый, и зрачки постоянно блестели.

Пинаев пошаливал с Любкой, как временно влюбленный в нее, скрашивал отпускную скуку. В нем тоже неистребимо жил дух скитальца. Боброву такие бродяги нравились.

Пинаев и Любка столкнули лодку, сели и помахали ему. Мотор взревел, дюралька окуталась пеной и брызгами, направляясь к Оби. Старший Ондатр отчего-то вздохнул, сладко потянулся и опять стал глядеть на яр, ожидая Фролкина и Сандаева. Но яр был пуст. Лишь по крутому спуску брели коровы, влекомые запахом сочной травы на луговой стороне Панигатки.

«Ну и Любка! — усмехнулся в душе Бобров. — Отбортовала Нику Фролкина, и никаких гвоздей. С Пинаевым так же поступит».

Старший Ондатр стал думать о Фролкине. Нике было немногим за тридцать. У него были диплом преподавателя физкультуры, но эта работа Фролкина не прельщала, из школы ушел он в пожарники, однако и там не поладилось: никакого «навара». Хотелось пролезть ему в рыбоохрану, и Ника пролез… при помощи доброй бобровской души. Хватился Старший Ондатр, что Федот оказался не тот, понял, что провели его, старого воробья, на мякине, да уже было, кажется, поздно…

Вскидывая глаза на пустой яр, Бобров злился. Восемь утра, давно бы надо отчалить, а Фролкин, наверно, галстуки перебирает, не знает, какой надеть. Так в театр собираются, как Ника на браконьеров. Надушенный щеголь, а не ловец ловцов…

К берегу с яра ходко спускался мужик, нагруженный рюкзаком и веслами от дюралевой лодки. Бобров узнал своего помощника из числа общественных инспекторов Степана Матвеевича.

— Далече собрался? — заговорил с ним Старший Ондатр.

— Хочу свой покос посмотреть.

— Ты все на Шедолге косишь?

— Да постоянно там.

— Не пакостят возле тебя на реке и озерах?

— Пока из трубы моей избушки дым идет — моторки мимо проскакивают. А когда меня нет — не знаю.

— На Миликурке ты в эти дни не был случайно?

— Нет. А что там?

— Четыре сети я недавно снял на истоке. А сегодня под дверью записку нашел — требуют снасти вернуть! Положи, говорят, в дупло старой ветлы! Если время найдешь, Степан Матвеевич, понаблюдай за Миликуркой. Больно уж нагло ведут себя эти непойманные мошенники.

— Ладно. Побываю и погляжу, — густым басом ответил Степан Матвеевич.

Он укатил, а минут через двадцать пришли Фролкин с Павлухой. У Сандаева вид был понурый, у Ники злой.

— Спишь, как пожарник! — встретил его Бобров.

— Пожарники жизнью, бывает, рискуют, — пробурчал Фролкин.

— Кто рискует, но ты и в пожарниках бока отлеживал, — задирал Нику Старший Ондатр. — Проспишь так царство небесное!

— Нам с тобой там не бывать, — хрипло ответил Фролкин. — Обчистили, значит? Засветились теперь с этой кражей на всю нашу управу! Будут тыкать в глаза и склонять на собраниях. Что скажет Низкодубов или замша его Быркова? Ротозеи, мол. — Ника солоно выругался и почти соскользнул по ступенькам в каюту.

В своем углу он перерыл все, поднял матрас и замер бледный, испуганный.

— Пропал мой морской бинокль! — проговорил он упавшим голосом и как-то смешно, по-мальчишески шмыгнул носом. — В изголовье кровати лежал.

— Я свой дома храню. А ты почему оставляешь?

Еще бы ракетницу под матрас положил! — Бобров глядел на него в упор.

— На катере оставался дежурный, черт побери! — взъярился Фролкин. — Сандаев нарушил приказ, оставив безнадзорное судно!

— Он виноват, но и ты не чистенький, — сказал Бобров. — У пожарников новый «Крым» списал и себе присвоил. Узнай я это раньше, никогда бы не стал просить Низкодубова взять тебя в нашу охрану.

— Спасибо за протекцию. — Ника выпятил нижнюю челюсть, втянул угол рта. Рассерженный, с пятнами на щеках, участковый районный инспектор рыбонадзора распушил бы Павлуху Сандаева, но присутствие Старшего Ондатра мешало ему. Какое-то время сидели молча, затем Фролкин сказал:

— Отмените отгул механику Пронькину и в рейс без меня идите. Я — в милицию, к Смагину.