Крик молчания

Одри была рада, что Эллиот не мог видеть румянец, заливший ее щеки. Ей не понравились произнесенные им слова. И она хотела бы, чтобы он выразился иначе. Ибо они вызвали в ее воображении удивительно яркие и возбуждающие образы.

— Не можете ли вы пригласить, кого-нибудь еще? — спросил он расстроенным голосом. — Кого-нибудь вашего же возраста?

— Да нет, — ответила она, делая огромное усилие, чтобы взять себя в руки. — Никого, кем я могла бы гордиться. Неужели вы не понимаете, Эллиот, что я хочу гордиться своим гостем? Это… это очень важно для меня. — Одри почувствовала, что ее последняя просьба была ударом ниже пояса. В отчаянии она преднамеренно сыграла на способности Эллиота сострадать.

В его вздохе послышалась покорность:

— Да, я понимаю. К сожалению… Хорошо, Одри. Скажите мне свой адрес и когда вы меня ждете. И мне неплохо, пожалуй, было бы знать вашу фамилию. Мы ведь так и не были представлены друг другу.

Успех принес не только ощущение победы, но и новое волнение. Он придет. Он действительно придет! Дрожь неудержимого возбуждения прокатилась вверх и вниз по ее позвоночнику.

Все же она сумела выговорить адрес своего дома в Ньюпорте, свои полное имя и фамилию — Одри Генриетта Фарнсуорт. А также номер своего телефона на случай, если какая-нибудь катастрофа помешает ему прийти. Но, господи, молилась она, пожалуйста — никаких катастроф!..

— Могли бы вы появиться здесь вскоре после семи? — бездыханно спросила. — Перед обедом у нас будут коктейли. Ах да, наденьте смокинг. Вечер вполне формальный.

Когда он заколебался, она обеспокоенно спросила:

— У вас ведь есть смокинг, не так ли? Он явно улыбнулся, когда ответил:

— Да, Одри, у меня есть смокинг.

— Я так и думала. Принимая во внимание…

— Что — принимая во внимание?

— Что вы богаты и… э… очевидно, склонны к общению.

— Не очень-то я склонен к этому в последнее время, — пробормотал он. — Хотя, вероятно, мне следовало бы больше быть в обществе. А что будет надето на вас, Одри? Формальный вечер предполагает длинное платье?

— Длинные платья уже не в моде. В ходу длина по икры. Я пока еще не знаю, что надену. В четверг после работы мы собираемся с Лавинией за покупками. Быть может, я куплю что-нибудь блестящее. Лавиния говорит, что блестящее сейчас в моде.

Одри замолчала, чтобы перевести дыхание. Она не отдавала себе отчет в том, что лепетала, — нервы иногда играли с ней такую шутку.

— Вам не приходило в голову, что модное не всегда может подойти вам? — ворчливо заметил он. — Или что Лавиния может выбрать нечто подходящее ей, но не вам?

— Да, — созналась она. — Такое мне приходило в голову.

— Так почему бы вам не купить что-нибудь себе самой, то. Что понравилось бы вам?

Эта мысль слегка как бы опьянила Одри, ибо она совершенно не была уверена в своем вкусе.

— Мне бы, конечно, хотелось, — ответила она несчастным голосом. — Беда в том, что я… никогда не знаю, что купить. Продавщицы постоянно уверяют, что мне идет все, и в результате я прихожу в полное замешательство. Недавно я сама купила себе вечернее платье, а Лавиния назвала его чудовищным. Сказала, что на мне оно выглядит безжизненным и мрачным.

— Какого оно цвета?

— Обыкновенного кремового, из шелковистого материала.

— Какого стиля?

— Ничего особенного. Длинные узкие рукава, обтягивающий лиф, с воротником, низким вырезом на спине, с расширяющимся книзу подолом.

— Оно осталось у вас?

— Д-да, но…

— Позвольте мне дать вам совет, — резко вмешался он. — Наденьте его! Кремовый-превосходный цвет для вас. Зачешите волосы наверх и наденьте простенькие золотые сережки. И никаких других украшений, даже часов не надо. Неяркие тени вокруг глаз. Побольше румян. Губная помада и лак для ногтей бронзового цвета. Усекли?

— Ну, в общем… но… Но… кто вы такой, — спросила она с нервным смешком, — специалист по женской моде?

— Нет, я специалист по женщинам. Ее сердце сделало перебои. Она не подвергала его слова ни малейшему сомнению.

Впервые Одри захотелось узнать хоть что-нибудь о женщинах в его жизни. Сначала о его старых подружках, потом о его жене Мойре… Была ли она красива? Сексуальна? Искушена? Любил ли он ее до безумия?

Разумеется! — пришел на ум ответ. Одри была озадачена болезненным уколом ревности, вызванным этой мыслью. А ведь она даже не почувствовала по-настоящему ревности, узнав о связи Расселла с Дианой. Только боль из-за того, что его неверность говорила о ее неспособности внушить подлинную глубокую любовь. Однако в отношении Эллиота она испытывала зависть при одной мысли о том, что он был с другой женщиной, не говоря уже о том, что любил ее.

Не означало ли это, что она влюбилась в него? Она надеялась, что нет. Она действительно на это надеялась. Связанное с Расселлом нетрудно было пережить. Эллиот представлял собой совсем иное. В жизни девушки мужчина вроде него мог появиться только один раз, и его невозможно было бы забыть.

— Так обещайте мне, что вы не позволите Лавинии одевать вас, — говорил он тем временем. — Что поступите так, как я предложил.

— Обещаю. И Эллиот… спасибо…

— Не за что.