Крик с Арарата. Армин Вегнер и Геноцид армян

Так он поступает, например, в рассказе Der Sturm auf das Frauenbad («Штурм женской бани»), отрывок из которого мы приводим ниже. В нем писатель изображает мир, где царит культ жестокости, насилия и наслаждения страданиями беззащитных жертв. В основе рассказа лежат исторические факты погрома в Эрзеруме в октябре 1895 года, когда прибывшие по приказу султана отряды «гамидие» (3 тысячи штыков) и фанатичная мусульманская толпа жестоко убили более 350 армян. Автор показывает людей, опустившихся до состояния варварства. Он пытается найти подтверждение словам Магомета, которые поставил в качестве эпиграфа к своим турецким новеллам: «Да, человек вопреки самому себе является свидетельством».

Штурм женской бани

Труба с вышки минарета острым воплем трижды изранила воздух.

Занавес мечети, у которой были выставлены часовые, распахнулся, желтоватый человеческий поток заструился через площадь. Под одеждой застывали обнаженные кинжалы, руки идущих вздымались. Быстро проскользнув в аллею, толпа проникла на базар.

Был час окончания большой молитвы в пятницу. Покинутые турецкие кварталы спали под шапками снегов. Жены христиан собрались в банях, чтобы после домашних трудов насладиться одурением полного покоя. На базаре было тихо. Армянские купцы, закутанные в шубы, ничего не подозревая, возлежали между своими нагроможденными товарами на сиденьях из подушек и пускали в воздух табачные дымки. Крылья их мясистых носов слегка подрагивали.

Когда они увидели приближавшуюся массу людей, то поднялись, бледные от страха.

Жандармы крикнули:

— Мы пришли, чтобы забрать имеющееся у вас огнестрельное оружие. Говорите, где оно?

— Но у нас нет оружия!

— Оно должно быть!

Даниэль Мелькон, улыбаясь и подергивая углами губ под выпученными усами, наклонился:

— Уверяю же вас, у нас нет оружия.

Перед ним выросла стена из белых тюрбанов. Мулла, подняв руку, сорвал один ковер:

— Сколько?

— Два фунта. Но я дарю его тебе в благодарность за честь вашего посещения.

— Обманщик!

— Выдай оружие!

На пороге церковной двери выросла фигура армянского епископа. Его черная трубообразная шляпа, из-под которой спадали молочно-белые волосы, резко выделялась над народом. Он раскрыл рот, но толпа не дала ему говорить, завопив:

— Молчи! Вы оскорбили закон шерифа! Вы хотите реформ? Мы и пришли для того, чтобы провести реформы. Выдайте оружие!

Епископ поднял руки.

— Возлюбленные дети... я клянусь вам, что его у нас нет...

Вдруг пуля из ружья системы Мартини оторвала левую часть его лица вплоть до уха. Епископ свалился. Обнаженная челюсть его выпятилась, и между зубов стал виден неживой язык.

Улочка содрогнулась. Армяне, застигнутые врасплох нападением толпы, подгоняемой голодом и секретным приказом дворца, пытались запереть свои торговые палатки, но деревянные двери с треском были сорваны прочь. Изнутри выбрасывали на улицу ковры, рулоны пестрых материй. Армяне пытались спастись бегством. Но черные мантии мулл распахнулись, оттуда вынырнули кривые сабли, показались винтовки. Защищаясь от нападения, люди поднимали руки, но нападавшие ножами полосовали им суставы. Кровь из перерезанного горла заливала шелковые одежды.

Турки, овощные торговцы и продавцы коринки, взламывали двери домов, с грохотом вбегали по лестницам в комнаты и выбрасывали из окон подушки. Все это они обливали керосином и поджигали. Женщины в паранджах и мальчики выбегали на улочку, крича:

— Дайте нам оружие!

Их повели к военному складу. Там они навесили на себя старые заржавленные цепи и железные кандалы. В чистом воздухе из-под паранджей раздалось зловещее улюлюканье, острые ногти женщин расцарапывали лица умирающих. Солдаты «гамидие», одетые в оборванные мундиры, под командованием своих офицеров покидали казармы. Уже шесть месяцев не получали они жалованья. Жадноглазые, с исхудавшими шеями, смотрели они по сторонам, маршируя по оцепеневшим кварталам города, их сумки для сухого пайка были набиты громыхавшими при ходьбе патронами.

Пришедшие на базар крестьяне-курды с занесенными топорами врывались в людскую чащу.

Единственный клич раздавался на улице:

— Во имя падишаха! Смерть или ислам!